Дом

На море можно смотреть с утра до вечера. Успокаиваться, созерцая его. Любить. Им можно пользоваться, как декорацией для величайших зрелищ природы – восхода или заката солнца, фаз луны, штормов. Можно впитывать тысячу оттенков его цвета, плескаться в нем, играть, барахтаться, одному или с детьми и внуками. Морю наплевать. Разве что время от времени взимает оно свою десятину, неосторожного купальщика, кого-то слабого или самонадеянного – или безумного, или просто невезучего. А то опрокинет корабль, и он тонет, как говорится, спасите наши души – и души канут бесследно в бездны. Пошлет огромную волну, цунами, а то просто опасное течение, – событие колоссальной силы – или подспудное, коварное, злокозненное, – и не даст ни единого шанса тому, кто вздумает ему противостоять, бросить вызов. Оно сильнее. С тех пор как его бороздят корабли, с тех пор как с ним развлекаются, им любуются, море полно утопленников, потерпевших бедствие, блуждающих мертвецов, непогребенных на веки вечные, до конца времен.

Все это пустяки. Всего лишь мелочь, которую море взимает с жителей планеты. Дань за его прелести. Оно еще страшнее, гораздо страшнее. Оно подтачивает континенты, замышляя, из тысячелетия в тысячелетие, разрушить их до основания, раскрошить, растворить, чтобы ничего от них не осталось. Оно никуда не спешит. Время – века, геологические эры – работает на него. И ему все нипочем – даже незыблемость суши, ее якобы мощь, ее прочность и надежность. Безостановочно лижет оно берега, днем и ночью, неустанно, непрерывно, тысячелетиями слизывает со скал ничтожно малые частицы, песчинки, и рассеивает их в океанских глубинах или собирает на приветливых с виду пляжах. Оно точит самые прочные скалы, самые твердые, самые древние камни, разбивает их, уничтожает бесследно. Для этого оно рождено. Никогда не останавливаться. Не давать суше ни мгновения передышки. Найдя трещину – крошечную щелку, невидимую глазу, – оно просачивается в нее и роет туннель. У него есть время. Тысяча лет для него ничто. Тысяча тысяч лет – пустяк. Оно продолбит, проникнет, расширит щель, обточит края туннеля и хлынет, решительное, беспощадное, неотвратимое. Найдет выемку в скале – и непременно зальет ее, превратит в грот, расширит, углубит. Будет биться одновременно о стены и свод, терпеливо в дни маленьких волн, с радостной яростью в сильные шторма. Проникнет в галереи, которые начало прокладывать тысячу лет назад, будет буравить сушу, снова и снова искать трещины, истончать камень, превратится – оно ведь такое изменчивое, такое гибкое – в кирку, в кайло, в отбойный молоток со сверхмощным двигателем. И когда свод грота станет совсем тонким, будет долбить еще и еще, чтобы изничтожить его. Чтобы ливни довершили начатое – святая солидарность соленой и пресной воды, – пока потолок грота не рухнет и не затонет в море, которое унесет его остатки к черту на кулички, далеко в свои потоки, в свои неведомые глубины.

Вот что произошло с участком Х. Тысячелетиями делало море свое дело и вот завершило его: подточенный волнами, размытый ливнями – помните, как водоем для удержания, против всяких ожиданий, вдруг разом опустел? – участок Х должен был рухнуть. Когда? Геологические сроки предсказать трудно. Но, по этим прикидкам, обвал рано или поздно неизбежен. Надо бежать отсюда, и подальше. Чтобы ноги больше не было на этом уголке суши: он в большой опасности.

Симон и Х собрали кое-какие вещи в два чемодана – целая жизнь, целый дом в двух чемоданах! – и закрыли за собой дверь дома, заперли ее на ключ, хоть и не были уверены, что такая предосторожность необходима.

Мэр уговаривал их не переживать. «Вас переселят»: коммуна предоставит им пустующую квартиру директора школы, уроженца острова, жившего в своем семейном гнезде.

Что делать со всем содержимым дома, с мебелью? Никто не знал.

Главное было срочно покинуть это место, съехать безотлагательно – быть может, навсегда. Мэрия закрыла доступ на участок, огородив его металлическими барьерами и красно-белыми пластиковыми лентами, какие натягивают вокруг места преступления. Повесили таблички с надписью «Вход запрещен» и припиской от руки «Смертельно опасно».

Теперь, когда позади были месяцы и годы труда, препятствий, работ, потраченных денег, надежд, после всех этих мечтаний и бесчисленных дел, после такого короткого времени, когда дом счастливо выполнял свое предназначение, невозможно было сделать ровным счетом ничего. Пришлось подчиниться велению судьбы – и, что более прозаично, распоряжению мэра. Съехать. Все было кончено. Земля под домом скоро рухнет… Это конец. Неотвратимый. На табличке с именем Мария какой-то сосед-насмешник – или поклонник Х, ее упорства, ее любви к этим местам, – приписал корявыми буквами «Х ниоткуда, царица острова». Дань уважения? Издевательство? В памяти Х Мария и INRI[5] останутся навсегда связаны.

Вот так. Страница перевернута. Книга закрыта.

Х распяли.