Дом 4, корпус «Б»

Впрочем, дома завтракают и такие, как я, думалось мне, их обслуживают сонливые жены, а то и всякие Карольки — но в основном они обслуживают себя сами. Это дешевле, хотя и не так приятно. В «Спорте» чище, элегантнее. Что хорошего, если завтракаешь с собственной женой? Та только брюзжит: «Боже, как хрупает у тебя на зубах это сало!» А что еще оно может делать? Разве сало способно рождать какие-то небесные звуки? Ну и пусть себе хрупает! Ох, жены, собственные жены… Даже у такой собственной жены, как пани Брежная, и то дела неважнецкие, да и вообще неизвестно, обслуживает ли она еще своего мужа. Она-то всегда его обслуживала, а вот он ее — редко, очень редко, только тогда, говорят, когда бывало лунное утро. Тогда был ее день, тогда якобы она даже на работу не выходила, оставалась дома — и Брежному приходилось ее обслуживать… Чего только люди не навыдумывали и все еще продолжают выдумывать! Пани Брежная еще вполне хороша, Брежному бы увиваться вокруг нее, но кто знает, вокруг кого он увивается и где? Говорят, между ними кошка пробежала, они даже не разговаривают, молча обходят друг друга, последним лунным утром, говорят, он обслужил ее очень даже небрежно, спешил якобы на самолет… Пани Брежную, говорят, это очень уело… Конечно, что хорошего, ежели такое лунное утро выпадает на день служебной поездки. Удивительно, что даже пани Брежная не в состоянии понять всю сложность и серьезность такого момента… Она недостаточно гибкая. Впрочем, женщины достаточно гибкие только тогда, когда они — не собственные жены. Если женщина стала собственной женой и к тому же еще умудряется остаться ею надолго, она утрачивает гибкость… Пани Бакайова тоже ее утратила и, пожалуй, давно. Мужа она уж не обслуживала, вдовствовала, а вот почему она открыла газ, остается загадкой. Чего только о ней не болтали, а может, и продолжают болтать. Отчаялась, бедняга, но из-за чего? А может, из-за того, что уже никогда никакого мужа ей обслуживать не придется? А из-за чего другого она могла бы отчаяться? Не баба была — кремень!.. А те две женщины? Те сестры? Пани Микульцова и пани Ремпова? У них тоже нету мужей… Впрочем, есть, но кто знает, где они? Эти пани обслуживают уже только обожателей! Да ведь с теми нет никакой стабильности! Пани Подгайская обслуживает мужа… хотя нет — она уехала куда-то работать, Подгайский теперь сам себя обслуживает. Та же картина и с другими собственными женами… А, ну их к богу! Пускай себе работают, коль думают, что так оно лучше! Больше всех не повезло этой бедолаге пани Блажейовой, зрячей ей уж не быть, ее обслуживают муж, сын и, возможно, эта девчонка, Бела, которая дала уже всему свету понять, что умеет улежать на постели и не свалиться… Гулданова, Файтакова, Павловская, Данкова, Тихая — те все уже где-то работают, и пусть даже пользы от их работы почти никакой, это неважно, главное, чтобы они сознавали, что без их работы земной шар не вращался бы так, как положено, и чтоб их рабочее время распределялось со смыслом: сварить два-три раза кофе, поболтать, сделать покупки…

— Что вам угодно? — от таких и подобных раздумий оторвала меня очень красивая, черно-белая официантка, в «Спорте» новенькая, она удивила, а то, пожалуй, и ошеломила меня прелестью, когда очаровательно и вся благоухая склонилась ко мне. — У нас есть…

— Что у вас есть? — нашел я в себе силы спросить.

— Все, что хотите!

— Все, что хочу?

— Да, уйма всяких вещей! Я принесу вам меню.

— Нет, не надо, спасибо… Мне бы только одну вещь — яичницу с ветчиной, пиво и черный кофе!

— Вот уже три вещи, а хлеб или булку?

— Хлеб.

— Вот и четыре… Пожалуйста!

Официантка очаровательно выпрямилась и ушла, сверкая великолепно изваянными очулоченными икрами и очень округлыми, прекрасными бедрами.

Я обрадовался. Хороша… Черт подери! Новенькая… И до чего общительная… Эта и до греха доведет своими разговорами. Хотя тебе и неведомо, как она спала, как умывалась, что делала, прежде чем обрела такой облик. Уж эта обслужит лучше, чем Каролька, и лучше, чем пани Микова, у нее все будет как нельзя более вкусно.

Я хотел было вынуть из портфеля отобранный ассортимент печатной продукции, но совершенно машинально потянулся к карману пиджака и вытащил мини-календарик.

Бедняга, он был изрядно обтрепан, во многих местах загнут — год ведь был уже на исходе.