Дом

Они быстро обнимаются, и Юэль продолжает путь по коридору. Смотрит на зеленые стены, поручни, блестящий ламинат. Слышит злобные крики, доносящиеся из квартиры Г2. Дверь приоткрыта, и Юэль заглядывает туда, проходя мимо. Жена Петруса снимает обувь в прихожей. Из квартиры идет странный запах, будто что-то случилось с канализацией.

Юэль идет в квартиру Г6. Смотрит на пол, где мама умерла у него на руках. Кажется, слышит хлюпающий звук под подошвами ботинок, но знает, что это лишь его воображение.

Он открывает дверь и заходит в комнату. Она почти пуста. Выглядит так же, как в его первый приезд. Единственная разница в том, что на матрасе стоит коробка.

Юэль не двигается. Ждет чего-то. Знака. Эха. Ощущения того, что мама все еще здесь.

Ничего! Он не знает, приносит это ему облегчение или разочарование.

То, что вы учитесь не замечать еще до того, как учитесь ходить…

Не стоит думать об этом слишком много. Ответов все равно не найти, а попытки свели бы Юэля с ума. Нужно сконцентрироваться на реальности. Той, которую он может видеть, слышать и осязать.

Юэль берет коробку в руки и, не оглядываясь, выходит из квартиры Г6.

Идет в холл, но вдруг останавливается. Разворачивается.

Рядом с закрытой дверью в квартиру Г8 Юэль впервые внимательно смотрит на табличку с именами. На ней дрожащим, но на удивление красивым почерком написано: «Вера и Дагмар». По краям нарисована рамочка из цветов.

Он стучится, и Сукди локтем открывает дверь. У нее на руках перчатки, и внутри слабо, но отчетливо пахнет экскрементами.

– Извините, я хотел поговорить с Верой, – говорит Юэль.

– Минуточку. – Сукди устало улыбается. – Можете подождать здесь?

– Конечно.

Юэль помогает ей закрыть дверь. Остается стоять с коробкой в руках, переминаясь с ноги на ногу.

Солнце светит сквозь окно в двери, выходящей на задний двор. Снаружи взад-вперед ходит Горана. Говорит по телефону и курит. Увидев Юэля, радостно машет рукой. Он кивает в ответ.

Дверь в квартиру Г8 открывается, и Сукди выходит в коридор. На руках уже нет перчаток.

– Как вы? – усталым голосом спрашивает она.

– Хорошо, – автоматически отвечает Юэль. – Все… все нормально… Учитывая обстоятельства…

Сукди смотрит на коробку у него в руках:

– Соболезную вам.

– Спасибо. За все. Особенно за первый день, когда мама сюда переехала. Вы облегчили его и ей, и мне.

– Не за что, – улыбаясь, говорит Сукди.

– Есть за что. Еще как есть.

Юэль раздумывает, не добавить ли чего-то еще, может, стоит извиниться за то, что мама доставила ей неудобства. Но Сукди успевает первой:

– Кажется, Моника была замечательной женщиной.

Юэль улыбается в ответ:

– Да. Это точно.

– Если хотите, можете войти. Берегите себя.

– И вы.

Юэль заходит в квартиру. Воздух стал более свежим. Окно приоткрыто.

– Ау? – кричит старческий голос.

Эта комната немного больше маминой. У разных стен стоят две кровати. Небольшой обеденный стол и два стула. Связанная крючком скатерть. Корзина с вязаньем и мотками красной пряжи.

Юэль отводит взгляд. Ставит коробку на стол. Здоровается с обеими старушками, затем подходит к Вериной кровати:

– Не знаю, помните ли вы меня. Меня зовут Юэль. Я сын Моники, которая здесь раньше жила.

Пожилая женщина с беспокойством смотрит на него:

– Да?

– Я просто хотел узнать кое-что… Как вышло, что вы оказались в коридоре? Вы как будто поджидали маму со спицей.

Вера косится на вторую кровать, откуда ее сестра молча наблюдает за ними.

– Не волнуйтесь, – успокаивает ее Юэль. – Я просто хотел узнать, что произошло.

Вера сжимает губы, которые превращаются в тонкую линию.

Юэль чувствует, как Дагмар у него за спиной качает головой. Но когда он смотрит на нее, то видит, что старушка сидит без движения. Причмокивает таким же беззубым ртом, как и у сына Фредрики.

На стене рядом с кроватью Дагмар висят акварели и рисунки, на них красивая молодая женщина. Создается впечатление, что художник был в нее влюблен. Каждый штрих кисточкой или карандашом кажется чувственным. Юэль подходит ближе. Потрясенный, он понимает, что на картинах изображена Дагмар. Та же женщина, которая сейчас сидит в постели и таращится на него враждебными, слезящимися глазами.

– Какие красивые картины, – говорит Юэль.

На одном из рисунков обнаженная Дагмар, откинувшись назад, сидит в море цветов.

Они нарисованы той же рукой, которая нарисовала цветы на табличке с именами. И Юэль все понимает.

Он снова оборачивается к Вере:

– Хотел бы я, чтобы кто-нибудь любил меня настолько, чтобы так изобразить.

Если Вера и понимает, что Юэль догадался, то не показывает виду.

– Можете не рассказывать, что произошло, – говорит Юэль. – Теперь это уже не важно.

Он берет коробку. Собирается попрощаться, и вдруг Вера открывает рот:

– Дагмар должно было стать лучше.

Юэль не меняется в лице. Ждет в тишине, боится перебить Веру – а вдруг она передумает?

Нижняя губа старушки подрагивает.

– Это была не Дагмар. Это он заставил ее говорить все те вещи.

– Меня он тоже обманул, – признается Юэль.

Вера тяжело вздыхает. Храбро смотрит на него.