Дом

С нарастающей истерикой она рассказала ему обо всем, случившемся потом: о тараканах, о том, как Дом запутывал ее и играл с ней, а она пыталась сбежать.

– Я забралась в душ, чтобы смыть их. Отбросила одежду, и тараканы поползли ко мне, потом занавеска душевой кабинки соскользнула к моим ногам, обернулась вокруг меня и… – она икнула и зажмурилась. – И ранила мою руку. Когда я закричала, в ванную ворвался Гэвин, но когда я опустила взгляд… – она открыла глаза, чтобы посмотреть на Давала, и поняла по его лицу, что он уже знал, о чем она сейчас скажет. – Когда я опустила взгляд, там ничего не было. Ни тараканов, ни одержимой занавески, ни статуэтки. Только разорванная кожа на руке, словно я сама это сделала. Или Гэвин.

– Ди, это… – он провел дрожащей ладонью по лицу. – Даже не знаю, что это.

– Знаю.

– А его мама? – спросил Давал.

Несколько секунд Дэлайла просто смотрела на него, и наконец ответила честно, но сбивчиво:

– Не знаю, – а была ли мама? Если да, то куда делась? Придвинувшись ближе, она спросила: – Давал, ты знаешь его маму?

Он покачал головой.

– Я как-то говорил Гэвину, что моя мама знает. Ну так, немного.

– Он спрашивал у тебя?

– Ага. Мама отвечала на пару вопросов об освящении их дома. Это было очень давно, Гэвин тогда был еще маленьким, и я знаю об этом только потому, что она упомянула это на следующий вечер после твоего визита.

Дэлайла напряженно нахмурилась.

– Что?

Казалось, он не обратил внимание на ее вопрос.

– Она не видела маму Гэвина годами. Мне показалось, что миссис Тимоти… немного странная. Но из уважения к ней мама не стала спрашивать у тебя про нее.

– Давал! Твоя мама даже не спросила, почему я пришла так поздно. Она ни слова не дала мне сказать, помнишь? Лишь сказала мне дышать и повторяла, что все хорошо.

– Да? – растерянно проговорил он. – Ну и?

– И, – медленно сказала она, надеясь, что он поймет, – твоя мама сама знала, что я встречаюсь с Гэвином, или ты рассказал ей?

Он молчал, обдумывая все, а потом покачал головой.

– Вообще-то, ни то, ни другое.

– Тогда почему она заговорила с тобой о Гэвине?

– Она сказала, что у сына Хилари всегда такой же обожженный вид, как и у тебя, – он с удивлением посмотрел на нее.

– Давал?

– М-м?

– Я никогда не видела Хилари, – ответила Дэлайла. – Я четыре раза была в его доме, даже целый час пробыла там одна, но я даже не слышала ее.

***

Тревога проникала в вены Дэлайла, открывая брешь в ее груди, которая, казалось, все росла и росла, пока не разорвется.

«Я выгляжу сумасшедшей», – подумала она, когда почти бежала домой, избегая трещин на тротуаре и стараясь избегать зоны досягаемости ветвей, шлангов и фонарных столбов. Виски болели, все ощущения вызывали беспокойство, словно это было не из-за постоянных размышлений, а из-за Дома, который на расстоянии давил на ее сознание. Она перепрыгнула верхние ступеньки и, тяжело дыша, открыла входную дверь. Ее дом ощущался таким же пустым и безжизненным, как и всегда.

– Мама? – позвала она.

– Я на кухне!

Дэлайла бросила сумку у лестницы и пошла в дальнюю часть дома, присматриваясь к окружающим предметам пристальней обычного. Все казалось правильным. Полки были уставлены сотнями крошечных фарфоровых статуэток, там же был и фавн.

Она закрыла глаза, понимая теперь, что все это было у нее в голове. Ей никогда не хотелось туда возвращаться. Она будет держалась от Дома подальше, и Дом останется в стороне, пока она не закончит школу и не покинет Мортон.

И заберет Гэвина с собой.

Она отодвинула стул от кухонного стола и села.

– Длинный день? – спросила ее мама, не отводя взгляда от раковины.

– Да.

– Руку не намочила?

Не «Как твоя рука?» или «Болит?», а «Руку не намочила?». Дэлайла замерла и посмотрела на бинты.

– Нет.

– Хорошо, – повернувшись, мама положила пригоршню помытого шпината на доску на кухонном островке. Потом выдвинула ящик и вытащила нож.

Дэлайла уже видела его, но он казался здесь лишним. Рукоятка была из слоновой кости, лезвие длинной и такое чистое, что сверкало, словно зеркало. Ее руки охватил холод и по телу пополз к горлу.

Этот нож из Сарая.

– Мам, это твой нож?

– Наверное, – ответила Белинда, поднимая его и повертела, чтобы бегло рассмотреть, после чего она принялась нарезать шпинат, обхватив листья рукой.

Не долго думая, Дэлайла потянулась к ножу и выхватила его из руки матери. Он оказался горячим, жемчужного цвета рукоять ожила, на ощупь став омерзительным слизнем. С криком Дэлайла бросила его в стену, в которую он вонзился с ужасающим хлюпаньем. По звуку это был не нож, вошедший в картину, пластик или дерево. Это был нож, попавший в грудь, пронзивший меж костей что-то влажное и живое. С колотящимся сердцем она смотрела на стену, ожидая увидеть кровь или выползающих тараканов.

Но вместо этого нож какое-то время дрожал от силы столкновения, а потом замер.

В комнате царило потрясенное молчание.

– Дэлайла Блу, – дрожащим голосом прошептала ее мама. – Что, ради всего святого, с тобой?