— Потому что существует немало шифровок, которые я могу прочесть с такой же легкостью, как акростих по первым буквам каждой строки. Такие несложные задачи только развлекают ум, ничуть не утомляя его. Но в данном случае — совсем иное дело. Ясно, что это ссылка на слова из какой-то книги. Пока я не буду знать название книги и страницу — я бессилен.
— А что могут означать «Дуглас» и «Бирльстон»?
— Очевидно, этих слов не оказалось на взятой странице.
— Но почему же он не указывает название книги?
— Дорогой Уотсон, ваш природный ум и догадливость, доставляющие столько удовольствия вашим друзьям, подскажут вам в подобном случае, что не следует посылать шифрованное письмо и ключ в одном конверте. Иначе вас могут постичь большие неприятности. Однако сейчас нам принесут вторую почту, и я буду очень удивлен, если не получу письма с объяснением или самой книги, на которую эти цифры ссылаются.
Дальнейшие предположения Холмса были прерваны через несколько минут появлением Билли, принесшего ожидаемое письмо.
— Тот же почерк, — заметил Холмс, вскрывая конверт. — И подписано на этот раз, — торжествующим голосом прибавил он, развернув письмо.
Однако, когда Холмс просмотрел содержание письма, он нахмурился.
— Ну, это сильно разочаровывает. Я боюсь, Уотсон, что все наши ожидания не привели ни к чему.
— «Многоуважаемый мистер Холмс, — пишет Порлок, — я больше не могу заниматься этим делом. Это слишком опасно. Он подозревает меня. Я вижу, что он подозревает меня. Только что я написал на конверте адрес, собираясь послать вам ключ к шифру, как он зашел ко мне совершенно неожиданно. Я успел прикрыть конверт. Но я прочел подозрение в его глазах. Сожгите, пожалуйста, шифрованное письмо, оно теперь совершенно бесполезно для вас. Фред Порлок».
Некоторое время Холмс сидел молча, сжав письмо в руке и хмуро глядя на пламя в камине.
— В сущности, — сказал он наконец, — что его так испугало? Возможно, что это только голос его неспокойной совести. Сознавая, что он предатель, он прочел обвинение в глазах другого.
— Этот другой, я полагаю, профессор Мориарти?
— И никто иной. Когда кто-либо из этой компании говорит о «нем», вы должны догадаться, кого они подразумевают. У них имеется один «он», возвышающийся над всеми остальными.
— Но что этот «он» может затевать?
— Гм! Это сложный вопрос. Когда вы имеете своим противником один из лучших умов во всей Европе, причем за его спиной стоит целое полчище темных сил, — то допустимы всякие возможности. Как бы то ни было, наш друг Порлок, по-видимому, оказался расстроенным очень сильно. Сравните, пожалуйста, письмо с конвертом, который был надписан, как он говорит, до неприятного визита. Один почерк тверд и ясен, другой — едва можно разобрать.
— Зачем же он продолжал писать? Почему он попросту не бросил это дело?
— Потому что он опасался, что я буду добиваться разъяснений и навлеку на него неприятности.
Я схватил шифрованное письмо и стал с напряжением всматриваться в него.
Можно с ума сойти от мысли, что в этом клочке бумаги заключена какая-то важная тайна и что выше человеческих сил проникнуть в ее содержание.
Шерлок Холмс отодвинул в сторону свой нетронутый завтрак и разжег трубку, бывшую постоянным спутником его размышлений.
— Я удивляюсь! — сказал он, откинувшись на спинку и уставившись в потолок. — Может быть, здесь имеются пункты, ускользающие от вашего макиавеллиевского ума? Давайте рассмотрим проблему при свете чистого разума. Этот человек делает ссылку на какую-то книгу. Это наш исходный пункт.
— Нечто весьма неопределенное, надо сознаться.
— Посмотрим, далее, не можем ли мы немного прояснить его. Наша проблема, когда я вдумываюсь в нее, кажется мне менее неразрешимой. Какие указания имеются у нас относительно этой книги?
— Никаких.
— Ну, ну, наверное, это не совсем так. Шифрованное послание начинается большим числом 534, не так ли? Мы можем принять в качестве вспомогательной гипотезы, что 534 — это та самая страница, к которой нас отсылают как к ключу шифра. Таким образом, наша книга уже становится большой книгой, что, конечно, представляет собой некоторое достижение. Какие еще указания имеются у нас относительно этой большой книги? Следующий знак это — Г2. Что вы скажете о нем, Уотсон?
— Без сомнения, — «глава вторая».
— Едва ли так, Уотсон. Я уверен, вы согласитесь со мной, раз дана страница, то номер главы роли не играет. Кроме того, если страница 534 застает нас только на второй главе, то размеры первой главы должны быть положительно невыносимы.
— Графа! — воскликнул я.
— Великолепно, Уотсон. Если это не графа или столбец, то я сильно ошибаюсь. Итак, теперь мы начинаем исследовать большую книгу, напечатанную в два столбца значительной длины, так как одно из слов в документе обозначено номером двести девяносто третьим. Достигнуты ли пределы, в которых разум может оказать нам помощь?
— Я боюсь, что это так.