Макмердо распахнул двери салуна и стал пробираться через толпу, сквозь табачный дым и спиртной дух. Салун был ярко освещен, и висящие по стенам большие зеркала в золоченых рамах многократно отражали и усиливали это сияние. За широкой, обитой медью стойкой суетились несколько барменов в белых рубахах, смешивая и подавая напитки теснящимся посетителям. А у конца стойки, привалившись животом и пожевывая торчащую изо рта сигару, стоял крупный, широкоплечий мужчина, который мог быть только самим достославным боссом Макгинти, — эдакий темноликий великан, по самые глаза заросший смоляной бородой и с густой черной гривой до плеч; смуглостью он походил на итальянца, а черные мертвенно-матовые глаза, к тому же еще косящие, придавали ему поистине зловещий вид. В остальном же его наружность — могучий рост, правильные черты и простецкие замашки — вполне соответствовала той шутливой панибратской манере, которую он для себя избрал. Вот, сказал бы всякий при взгляде на него, честный, прямодушный малый, у которого наверняка доброе сердце, как бы ни были грубы и безыскусны его речи. Но когда человек встречал взгляд этих мертвенных черных глаз, такой глубокий и неумолимый, хотелось спрятаться, забиться в угол, ибо возникало ощущение, что перед тобой — само воплощение зла.
Присмотревшись к нему, Макмердо стал спокойно, работая локтями, пробираться туда, где в окружении свиты, раболепно смеявшейся над малейшей шуткой всемогущего босса, стоял Макгинти. Серые глаза молодого гостя бесстрашно глядели навстречу черному взгляду хозяина, уже заприметившего его приближение.
— Что-то, парень, мне твое лицо вроде бы незнакомо.
— Я здесь человек новый, мистер Макгинти.
— Не настолько новый, чтобы не знать, как правильно ко мне обращаться.
— Это советник Макгинти, молодой человек, — услужливо подсказал голос из толпы.
— Простите, советник. Я незнаком со здешними обычаями. Но мне рекомендовали повидать вас.
— Что ж, вот он я, и ты меня видишь. Ну и как я тебе?
— Пока еще рано судить. Если ваша душа так же велика, как ваше тело, и так же прекрасна, как лицо, то лучшего и желать не приходится, — ответил Макмердо.
— Ах ты черт! Ишь как его ирландский язык хорошо подвешен! — воскликнул хозяин, еще не решивший, то ли посмеяться вместе с дерзким гостем, то ли изобразить оскорбленное достоинство. — Стало быть, мою внешность ты одобряешь?
— Ясное дело, — ответил Макмердо.
— И тебе рекомендовали меня повидать?
— Да.
— А кто же это тебе рекомендовал?
— Брат Сканлан из 341-й ложи в Вермиссе. Пью за ваше здоровье, советник, и за наше будущее близкое знакомство.
Он поднес к губам стакан и осушил его.
Макгинти, внимательно за ним наблюдавший, вздернул лохматые черные брови.
— О, вот оно, что, — проговорил он. — Тут надо будет кое в чем удостовериться, мистер…
— Макмердо.
— Н-да, удостовериться, мистер Макмердо; потому что в нашем краю мы не принимаем людей просто так и не всему, что нам говорят, верим. Зайдем сюда на минуту.
Макгинти провел его в комнату за стойкой, где вдоль стен рядами стояли бочки. Он плотно закрыл дверь и уселся на одну из бочек, задумчиво пожевывая сигару и разглядывая гостя своими неприятно-загадочными глазами. Минуты две оба молчали. Макмердо спокойно выдержал его взгляд. Внезапно Макгинти пригнулся, и в руке у него оказался далеко не игрушечный револьвер.
— Слушай меня, шутник, — проговорил он. — Если увижу, что ты с нами игры играешь, тебе не поздоровится.
— Странное приветствие мастера ложи Свободных Работников новоприбывшему брату, — с достоинством произнес Макмердо.
— Последнее тебе надо еще доказать, — отозвался Макгинти. — И моли Бога о спасении, если тебе это не удастся! Где тебя принимали?
— В двадцать девятой ложе, город Чикаго.
— Когда?
— 24 июня 1872 года.
— Кто там мастер?
— Джеймс Х. Скотт.
— Кто районный руководитель?
— Бартоломью Уилсон.
— Гм. Чешешь гладко. Что ты делаешь здесь?
— Работаю, как и вы, только зарабатываю поменьше.
— На ответы ты скор.
— Да, я всегда был скор на слова.
— А на дела?
— Кто близко меня знал, всегда считали меня быстрым на руку.
— Что ж, мы тебя испытаем, и может статься раньше, чем ты думаешь. Что ты слышал о здешней ложе?
— Слышал, что надо быть мужчиной, чтобы вступить в нее.
— Твоя правда, Макмердо. Почему ты уехал из Чикаго?
— На этот вопрос я вам не отвечу!
Макгинти вздернул брови. Он не привык, чтобы с ним так разговаривали, и оживился.
— Почему ты не хочешь отвечать?
— Потому что брат брату не должен лгать.
— Значит, правда такова, что сказать страшно?
— Это уж понимайте как хотите.
— Послушай, парень, не могу же я как мастер ложи принять к нам человека, прошлого которого не знаю.
Макмердо взглянул на него в замешательстве. А потом вынул из внутреннего кармана истертую газетную вырезку.
— А вы не донесете?
— Я оботру руку о твою рожу за такие слова! — вспыхнул Макгинти.
— Вы правы, советник, — смиренно признал Макмердо. — Приношу извинения. Ляпнул, не подумав. Знаю, с вами мне ничего не угрожает. Взгляните на эту вырезку.