Долина костей

– Конечно, нет!

– Ну а чего тогда бояться? Угасания? Но разве дни нашей жизни не угасают, один за другим? И что такого случится, если вдруг угаснут все огни? Вы-то этого уже не узнаете, по определению.

Лорна сморкается в бумажную салфетку.

– Вот спасибо! И почему это меня не утешает? Тебя-то, наверное, поджидают хоры ангелов и вечные гимны.

– Чего-чего, а этого не знаю. Нам советуют не предаваться умозрительным спекуляциям на эту тему: глаз не видел, ухо не слышало, и не вошло в сердце человека то, что Господь приготовил для тех, кто любит Его. Я уверена в радушном приеме в вечность и воскрешении моего тела, но о том, как именно все это будет осуществляться, мы, по правде, не имеем ни малейшего представления. Лишь чаем подобия Воскресения Христова. Это за пределами времени, и мой мозг просто не может постичь идею существования без длительности, точно так же, как, наверное, гусеница не в силах постичь бабочку, хотя это и ее будущее.

Лорна смотрит на нее, готовя какую-то циничную ремарку, но тут прилетевшая со двора бабочка, маленькая, ярко-голубая, с оранжевыми глазками на крылышках, легко садится Эммилу на плечо. За ней прилетает другая, третья. Они садятся на Эммилу, на стол, стулья, на саму Лорну. Время замедляется и останавливается, ветерок затихает, листья падают бесшумно, и какой-то не поддающийся исчислению период они вместе испытывают существование без длительности. Потом бабочки разом, единой голубой вспышкой, срываются с места, взмывают в небо и рассеиваются.

– Вот так, – говорит Эммилу с довольной улыбкой.

Лорна чувствует, что у нее пересохло во рту, и только после этого осознает, что все это время сидела с отвисшей челюстью. Эммилу же, как ни в чем не бывало, продолжает:

– Мне вспомнилось кое-что из сказанного Терезой из Лисье. Она с юности страдала от тяжкого недуга и умерла, кажется, лет в двадцать пять или около того, так вот, она говорила примерно следующее: «Мне не важно, жива я или умерла, потому что я все равно чувствую себя, как на Небесах, и что в таком случае может изменить смерть?» Пожалуй, это во многом схоже с моими нынешними ощущениями. Хотя, конечно, большинство людей пребывает в аду.

Лорна понимает ее неправильно.

– Ты думаешь, я отправлюсь в ад? – восклицает она.

– Конечно, нет. У вас гораздо больше шансов попасть на Небеса, чем у меня. Вы ведь, наверное, за всю свою жизнь не совершили сознательно ни одного дурного поступка. Работаете с больными, стараетесь их вылечить и берете меньше денег, чем могли бы заработать другими способами. Причем занимаетесь всем этим только по природной склонности к добру, а не потому, что боитесь ада. Меня побуждает к добрым делам мой Господь, а вы производите их сами собой, как чистый родник. Вы куда лучший человек, чем я могу надеяться хоть когда-то стать, и дьявол вообще не имеет над вами никакой власти.

Лорна вскакивает на ноги. Эти последние слова, наряду с бабочками, эскимосами, шизофреническими ангелами, Маленьким Цветком, – все это для нее уже слишком.

– Я должна идти, – выпаливает она. – Мне нужно в клинику.

Бегом к материализму, убежать от всего этого… пусть это надежда, пусть что угодно, но она ничего не может с собой поделать.

* * *

Она даже не умывается, просто хватает ключи, бумажник и медицинскую карту из Университета Джорджа Вашингтона, садится в машину, набирает, пока едет, номер доктора Моны Гринспэн и производит на ее секретаря такое сильное впечатление пациентки, находящейся на грани психоза, что перепуганная женщина говорит, чтобы она приезжала прямо сейчас.

Лорна сдает анализы, ей делают рентген, а потом она мучительно долго ждет, пока наконец дверь открывается и входит с толстой стопкой папок в руках доктор Мона Гринспэн, маленькая женщина с шапкой седых волос над интеллигентным лицом.

Она садится на маленький табурет и с ходу говорит:

– Начнем с хорошей новости: никакой лимфомы у тебя нет.

– Что? Да как это так? У меня все симптомы лимфомы четвертой стадии, и положительная биопсия, и результат компьютерной томографии из Вашингтона.

– Ну что я могу сказать: Университет Вашингтона – солидное заведение, но люди есть люди, и им свойственно ошибаться. Да, лимфатические узлы припухли, но это не злокачественное новообразование. У тебя инфекция. Поэтому и узлы воспалились, отсюда и лихорадка, и потеря веса.

– Инфекция?! Что за инфекция?

– Смешно сказать, бруцеллез.

– Что? Я думала, что это болезнь крупного рогатого скота.

– Все так, но люди тоже болеют этим, и это не шутка. Доводилось тебе в последнее время находиться рядом с сельскохозяйственными животными?

– С коровами. Но симптомы появились раньше.

– Тогда как насчет пастеризованных или импортных молочных продуктов, например сыров?

Лорна мысленно возвращается назад.

– Гимнастический зал. Бетси. Я ела албанский козий сыр в ресторане здорового питания. Он был нулевой жирности. Господи, что за идиотка! – Она хлопает себя по лбу.