— Добрый день. Не в гости мы — за помощью. Гошку вот ранило осколками мины. — Апчара рассказала, как было дело.
Галина Николаевна сочувственно посмотрела на ребенка. Мальчик весь горел, — видно, поднялась температура; на лбу выступил пот, белесые волосенки слиплись.
— Ничего, теперь все обойдется. Будет жив-здоров, песни петь будет… У меня сегодня тоже волнения. Подружились мы с одним раненым. Прекрасный парень. Умница, храбрец. Он горел в танке, лишился глаза. На нем живого места нет — латка на латке, по кусочку ему кожу сменили. Нет, правда, я не преувеличиваю. Бедняга так изуродован, что стесняется показаться на людях. «Огородное пугало» — только так себя и зовет, а на фронт рвется — не удержать. Боюсь, как бы не сбежал сам. Сегодня его должны комиссовать. Он, чудак-человек, на свой искусственный глаз больше всего надеется. «Уставлюсь, говорит, стеклянным оком на членов комиссии, заворожу их, загипнотизирую, и — готово!» Боюсь, не поддадутся члены комиссии этому «колдовству». Их история болезни больше «заворожит»… Бедняга… Так я ему сочувствую!.. Ну что же мы стоим? Пойдемте, я угощу вас обедом. Правда, обед больничный, не то что у мамы Апчары, у Хабибы.
— Спасибо, — поблагодарила Апчара Вальянскую. — У меня тут в городе невестка живет… Мы к ней поедем.
— Смотрите. Был бы обед ресторанный, я бы вас уговорила. А то — постный борщ, шрапнельная каша с мясом. Это не еда для председателя колхоза, правда? — Галина Николаевна засмеялась. — Пошли, провожу вас. Вы на чем? На машине?
— Откуда у нас машина? Мы на бидарке. У ворот под горой стоит.
Женщины двинулись вниз. Чтобы попасть на тропу, ведущую к воротам, надо было спуститься ступенек на сто. Через каждые двадцать ступенек — площадка со скамейками. Устал — посиди, отдохни. Поднимаясь, Апчара с Анной с ходу отмахали все сто ступенек, не останавливаясь. Сейчас, успокоившись, они шли медленно, беседуя с диетврачом, разглядывая окружающих. Вдруг Галина Николаевна остановилась, вполголоса сказала:
— Вон мой танкист. Видите? Внизу, справа на скамеечке. Сидит к нам левым боком и поэтому не видит. Левый-то глаз искусственный. Ох, боюсь, не удалось ему «заворожить» комиссию…
Апчара посмотрела на танкиста и вскрикнула, словно ее ужалила змея. Потом она в отчаянии зажала рот обеими руками и замерла. Ноги словно отнялись. В сидевшем на скамейке она узнала Локотоша…
4. ЛОКОТОШ
Он сидел, отрешенно уставившись куда-то в сторону, никого и ничего не замечая, откинувшись на деревянную спинку.
Через секунду, придя в себя, Апчара стремглав понеслась вниз.
Меньше всего на свете Локотош ожидал встречи именно с ней. Услышав свое имя, узнав ее голос, он вздрогнул, вскочил и, как преступник, застигнутый на месте преступления, стал озираться по сторонам, ища, куда бы скрыться. С ужасом увидела Апчара, как мало осталось от прежнего Локотоша. Лицо — точно сшитое из лоскутков, разноцветных, плохо сросшихся. Только здоровый глаз да лоб и брови остались нетронутыми.
— Вот ты где, Локотош! — Апчара уже овладела собой. Она и виду не подала, что испугалась, и жалости не было в ее взгляде, только изумление и упрек. — Хорошо замаскировался!
— Да, маскировка подходящая. — Локотош по-своему истолковал слова Апчары.
— И правда, хорошо: кругом заросли — никто не найдет. — Подошедшая Галина Николаевна хотела помочь Апчаре.
— Неужели ты меня узнала? — Голос был прежний, звучный, красивый. — Правда, поставить в огород меня можно вместо пугала?
Апчара еле сдержала слезы:
— Зачем терзать себя и других? Теперь я понимаю, почему ты не давал о себе знать. — Апчара все-таки заплакала. — Не знала, что ты такой жестокий. К себе — ладно, но других-то мог бы пожалеть. Даже не написал. А ведь я рядом…
Сверху спустилась недоумевающая Анна. Локотош таким образом оказался в окружении трех женщин.
— Боже мой! Не было ни гроша, да вдруг алтын! До сих пор обо мне никто не знал! А теперь целых три женщины. Сдался бы вам в плен, если возьмете. Только, боюсь, испугаетесь. — Локотош крепился изо всех сил.
— Не испугаемся! — Галина Николаевна говорила нарочито весело, стараясь ободрить подполковника. — Селезню красота не нужна, ясно?
Все засмеялись. Раненые, сидевшие и стоявшие поодаль, не без зависти поглядывали на Локотоша.
— Садитесь же, чего мы стоим?
— Сядем, девочки, но не надолго. Больному нужен покой. — Авторитет Галины Николаевны в госпитале был непререкаем. Ее ведь знали и как писательницу. Локотош раза три присутствовал на ее литературных вечерах в большом зале. Вальянская ездила в город, поддерживала связь с местными литераторами, ряды которых в годы войны сильно поредели. Тогда еще никто не предсказывал ей большого будущего, не предполагал, что она станет известной советской писательницей.
Локотош был доволен: Апчара села справа, а правая часть лица пострадала у него меньше. Он искоса, робко поглядывал на девушку. Апчара готова была разрыдаться от горя и сострадания, но держалась безупречно. Вид у нее был такой, будто уродство Локотоша ей безразлично.