— Ты выйдешь замуж за Доти. Я уже дала ему согласие. Благословение матери — не клок соломы, который уносит ветер. — Хабиба хотела проявить твердость, но каждую секунду ждала от дочери возражений. Сама-то она вышла замуж вопреки материнской воле, поэтому на «клок соломы» слишком не нажимала, а апеллировала больше к благоразумию Апчары. — Сколько девичьих судеб обуглила война! Сколько еще обуглит! Год за годом ждут невесты женихов с войны. Дождутся ли? Трем из десяти, не больше, посчастливится выйти замуж. О аллах, за какие грехи остальные должны стать старыми девами, не узнать счастья материнства? Доти! Ах, если бы каждой девушке достался такой жених! Руки целы, ноги целы, сам — ума палата. Да за такого жениха и без родительского благословения… Как я за твоего отца… — При последних словах Хабиба лукаво усмехнулась.
— Тебе можно было! — не удержалась Апчара.
— Не можешь ты попрекнуть мать, еда поперек горла становится. — Хабиба неожиданно нашлась: — Что я? Кем я тогда была? Несмышленая девчонка. А ты? Председатель колхоза! К тебе весь аул, как в амбар за зерном, ходил за советом, за умным словом. Почему ты должна равняться на меня? Я не умом выбрала твоего отца, да отведет ему аллах лучшее место в раю, а сердцем. И, слава богу, не ошиблась. Вы, нынешние, выбираете больше по анкете.
— Как это — по анкете?
— Ты не хочешь за Доти, потому что он уже в возрасте. Но муж должен быть старше жены.
— Неправда, не поэтому.
— А почему?
— У меня есть свои соображения.
— Значит, все-таки по анкете! Я тебе вот что скажу: отца у тебя нет. Брат на фронте. — Хабиба что-то хотела еще добавить про Альбияна, но у нее перехватило дыхание. — Я тебе и мать, и отец, и брат. За всех говорю: отдам тебя за Доти, хоть ты весь колхоз подними против меня. Это дело материнское, и не смей мне перечить.
— Как это «отдам»? Что я тебе — тыква? Хомут?
— Отдам! Никто мне не помеха.
— Не отдашь!
— Тогда я тебе не мать, а ты мне не дочь. Живи, как знаешь. — Хабиба сердилась, понимая, что дочь все равно поступит по-своему. А как он хотелось видеть комиссара своим зятем! Апчара сама не понимает, как это было бы хорошо… Доти переезжает к нам, семья обретает второе дыхание, счастливая бабушка нянчит внуков… — Я буду хранителем этого дома, не дам погаснуть огню в очаге, а ты ступай на все четыре стороны… «Молодым везде у нас дорога…»
— Не выгонишь ты меня из дому. Тебе же будет хуже. Впрочем, я уйду, если хочешь…
Хабиба еще надеялась, что дочь одумается, бросится к ней в объятия, со слезами, как это уже бывало не раз, будет просить прощения. Но Апчара говорила спокойно, твердо, глядя в окно, и тем ужаснее для Хабибы звучали ее слова.
— А куда ты уйдешь? Можешь сказать матери?
— Могу. Меня хотят избрать секретарем райкома комсомола.
— На место Чоки, «велосипедного всадника»? Теперь ты сама будешь крутить велосипед?
— Буду. Сяду на районную вышку, как бахчевник в шалаше на столбах, и стану высматривать женихов. Вернется же с войны хоть один жених на весь район?
— А ты что, первая невеста в районе? Для таких перестарков, как ты, в пору открыть магазин уцененных товаров. — Хабиба мстила дочери за непослушание, но сама не верила тому, что говорила. — Если ты о себе такого высокого мнения, зачем забираться на вышку? Тебя и так заметят.
3. В ГОСПИТАЛЕ
Апчара теперь старалась не ездить в райцентр, чтобы не встретиться с Доти. Ответ у нее был готов, но очень не хотелось травмировать хорошего человека отказом. По традиции на размышление невесте даются месяцы, а тут прошло всего несколько дней… Кроме того, всегда можно отговориться делами. С хлебом еле-еле управились, мясопоставки завершают, потом предстоит вспашка зяби, подготовка животноводческих помещений к зиме… Апчара поймала себя на том, что сама чем-то напоминает Доти, у которого общественное дело превыше всего. С Хабибой они тоже больше не говорят о ее замужестве, будто и не было приезда комиссара, не было сватовства…
Апчара собралась в правление колхоза. Бидарка стояла у ворот. В этот момент во двор вбежал мальчик лет девяти и выпалил:
— Тетя Апчара, меня послала тетя Аня. Гошка ранен. Мы с ребятами нашли мины в школьном огороде, хотели их выбросить в овраг, чтобы не взорвало школу. Гоша не сумел кинуть далеко, он же самый маленький, мина взорвалась, и его ранило. Тетя Аня плачет, просит тебя скорой приехать, говорит, надо Гошу в больницу везти.
— Сильно ранило?
— Не знаю. В крови весь…
— О, аллах, спаси сиротинку! — взмолилась Хабиба. Апчара села в бидарку вместе с мальчиком, хлестнула лошадь.
Анне Александровне предоставили отличный дом с фруктовым садом; прежде он принадлежал организатору курбан-байрама, посвященного «освобождению от ига комиссаров и евреев». В горах Гоша быстро поправился, подружился с местными мальчишками, хотя пока что они друг друга понимали неважно.