Долина белых ягнят

— Если ты в этом сознаешься, ты уже исключение. — Доти Матович защищал секретаря обкома от него самого.

— Спасибо на добром слове.

Комиссар снова ощутил холод в тоне Кулова и попытался смягчить ситуацию:

— Уверен, Чоров брал пример не с тебя. У него свои идеалы руководителя.

— Возможно… Но в главном ты прав. Мы обязаны штурмовать высоту. Пусть она кажется неприступной, но действовать надо по принципу: смелость города берет. И здесь я твой яростный союзник и единомышленник.

— Спасибо. Честно скажу: поначалу мне казалось, что ты хотел спасти Чорова. Чорова я виню не за то, что он попал в плен. Кроме того, он ведь бежал из лагеря. Он махинатор, лжец — вот что страшно. У меня на таких людей зуб. Я их кровник. Лжецов нельзя щадить, чем бы они ни прикрывались, во имя какого святого дела ни лгали. Их надо всякий раз публично пригвождать к позорному столбу.

— Не думаешь ли ты, будто я поощряю лжецов?

— Я пока ничего не думаю.

— «Пока»? — Зулькарней Увжукович, признаться откровенно, смотрел на Кошрокова новыми глазами.

— Да. Я еще не во всем разобрался. Разберусь — прежде всего доложу тебе. Все выложу, как есть, ничего не скрою. На военных советах уважение к дисциплине и субординации не мешало мне резать правду-матку. Генералы считались со мной, уважали за смелость. Я — фронтовик, солдат. Убить врага или погибнуть самому — третьего, на мой взгляд, не дано… Я никогда не лукавил перед бойцами, не говорил — «шапками врага закидаем». Наоборот, я предупреждал их, что бой предстоит тяжелый, смертный. Народ не обманешь. Люди все видят, видят и трудности. Нужно, чтобы они знали, пусть суровую, но правду, знали, к чему ты их призываешь. Тогда они пойдут за тобой, поверят твоему слову.

Кулов без особого удовольствия слушал назидания комиссара. Строптивого коммуниста посылает ему аллах и ГлавПУР. И все же в душе председатель обкома признавал полную правоту собеседника. Потому и сказал напоследок:

— Под каждым твоим словом я готов подписаться. Недостатков у нас — море. Война уже многому научила людей, и еще научит. Если кто-нибудь укажет мне на мои ошибки — промахи, — буду благодарен…

— Тогда нам будет легко жить и работать вместе. — Доти Матович решительно поднялся на ноги..

В приемной он задержался, увидев это, Ирина Федоровна не ушла — ждет, пока Кулов покинет свой кабинет. Внезапно ему пришла в голову дерзкая мысль — не ехать домой, на конзавод, а подождать утра и отправиться в Машуко, к Апчаре. Кулов вышел из кабинета через вторую дверь. Ирина заперла все помещения и имеете с Доти Матовичем вышла из здания. У подъезда на линейке спал Нарчо.

— Иринушка, давай я тебя подвезу.

— С удовольствием. Дома Даночка совсем одна.

По колдобинам булыжной мостовой линейка загромыхала, словно танк или бронетранспортер. До дома, где жила Ирина, оказалось совсем близко. Фонари кое-как освещали только главную улицу, на остальных — хоть глаз выколи. С гор дул холодный ветерок, обещавший солнечное утро. На тротуарах — ни души, дома глядят пустыми глазницами, от них веет сыростью.

Возле двухэтажного дома, разрушенного посередине бомбой и потому казавшегося двумя рядом стоящими домами, Ирина попросила Нарчо остановиться.

— Заходите, заходите. У нас же нет гостиницы. Куда вам ехать? До дому только — к утру доберетесь…

— Мы тоже не очень себе представляем, куда деваться, — чистосердечно признался Доти Матович.

— Ну так что же? Милости прошу. В тесноте, да не в обиде.

— Не очень тебя стесним?

— Что вы! Мы с Даночкой устроимся на диванчике или в кухне. Вас положим на кровать, да и Нарчо где-нибудь пристроим. Разместимся, ничего.

— Как, Нарчо, останемся?

— Как прикажете.

Доти Матович принял приглашение:

— Подчиняемся хозяйке.

Ирина Федоровна остановилась:

— Но только учтите: вход в мою квартиру через окно, по стремянке. Лестничная клетка, сами видите, как вырвана. Стремянку на ночь убираем, чтобы кто-нибудь не стащил и утром не пришлось прыгать в окно.

Это озадачило Доти Матовича. Как он заберется на второй этаж с больной ногой? Но раздумывать было поздно.

Первой по стремянке поднялась Ирина, потихоньку открыла окно, стараясь не разбудить Даночку. За ней, кряхтя и посапывая, полез Доти Матович, с трудом переставляя больную ногу со ступеньки на ступеньку. «Входя в рай, не забудь заметить дверь, выводящую из него», — вспомнил он слова восточного мудреца и подумал, каково будет ему выбираться отсюда, лезть по стремянке вниз. Нарчо же, напротив, очень понравился такой оригинальный вход в дом. Он распряг лошадей, привязал к линейке, задал им корм и теперь спокойно мог улечься там, где разрешат.

— Кухня, слава богу, уцелела. Мы с Даночкой ляжем там, а вы располагайтесь в комнате: вы — на кровати, Нарчо — на диване. Чай сейчас поставлю.

— Никаких чаев! — возразил Доти Матович. — Категорически запрещаю. Спать. Только спать. Нам с Нарчо вставать чуть свет, мы люди военные. Ирина Федоровна, не спорь. Иди себе на кухню, отдыхай, милая, представляю, как ты намаялась за долгий день. Мы тут сами освоимся с обстановкой.

— Тогда мы с Даночкой покидаем вас. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.