Долина

— Однако, говоря все это, вы думали о чем-то определенном?

— Я подумал о том, как вы подошли к миссис Кристоу, взяли у нее из рук револьвер и бросили его в пруд.

Он почувствовал, как она вздрогнула, но голос ее прозвучал совершенно спокойно.

— Герда — очень неловкая. Я боялась, что в револьвере остались еще пули, и она может кого-нибудь ранить…

— Но не вы ли оказались слишком неловкой, когда уронили оружие в воду?

— Это только… Я была потрясена, я тоже!.. На что вы хотите намекнуть, месье Пуаро?

Пуаро открыл глаза и непреклонно заявил:

— Если на револьвере были отпечатки пальцев, оставленные до того, как миссис Кристоу взяла револьвер в руки, было бы интересно знать, кому они принадлежали… Теперь мы этого никогда не узнаем.

Генриетта сказала спокойно, но твердо:

— Вы думаете, что там были мои отпечатки? Вы предполагаете, что я убила Джона и оставила револьвер рядом с ним, чтобы Герда его подняла и понесла всю ответственность за преступление? Не так ли? Но, если бы я убила Джона, у меня хватило бы соображения вытереть оружие и ликвидировать свои отпечатки.

— Вы, несомненно, достаточно умны, мисс Савернейк, чтобы понять: если бы вы это сделали и на револьвере нашли бы лишь отпечатки пальцев миссис Кристоу, это было бы очень странно, потому что все держали в руках этот револьвер накануне. А Герда Кристоу вряд ли уничтожила бы эти отпечатки до того, как выстрелить. Зачем ей делать это?

— Ну конечно! — воскликнула она. — Вот это что! Эхо!..

— Эхо? Что вы хотите сказать?

— То, что «Долина» — это только эхо! Эта мысль мелькнула у меня в субботу, когда я тут гуляла. «Долина» — это эхо Айнсвика! И мы, все Эндкателлы, тоже только эхо, тени! Мы — не реальны! Как жаль, месье Пуаро, что вы не знали Джона. По сравнению с ним мы все призраки! Джон был существом воистину живым, жившим!

— Я знаю, мисс Савернейк…

— А он мертв… Мы, тени, бродим здесь будто живые… Это какая-то дурная шутка!

Ее лицо, молодое и спокойное, когда она говорила про Айнсвик, теперь было скорбным и постаревшим от горя. Генриетта была так далека от настоящего, что ей пришлось попросить Пуаро повторить вопрос, который он ей задал.

— Я спрашивал вас, любила ли ваша тетя, леди Эндкателл, Джона?

— Люси?.. Прежде всего, она мне не тетя, а кузина. Да, она была очень привязана к Джону.

— А ваш… кузен — мистер Эдвард Эндкателл?

Генриетта, казалось, смутилась.

— Он не питал большой симпатии к Джону, но ведь он его едва знал.

— А другой ваш кузен, мистер Дэвид Эндкателл? Лицо Генриетты посветлело.

— Вот он — другое дело! Я думаю, что он всех нас ненавидит. Он вырос в библиотеке и сейчас проводит там все время. Он читает Британскую энциклопедию.

— Значит, он умный человек!

— Я его немного жалею. У них в семье жизнь была очень тяжелой. Мать — болезненная, характер у нее — отвратительный. Она нашла способ обороняться от действительности, возомнив себя лучше всего остального человечества. Это можно выдерживать долго, но иногда неизбежны срывы. И вот появился Дэвид — слабый и уязвимый. Бедный мальчик.

— И он считал себя лучше и выше доктора Кристоу?

— Он хотел бы уверить себя в том, что гораздо выше, но не достиг цели. Я думаю, что Дэвид хотел бы быть таким человеком, как Джон, и это еще одна причина, по которой Дэвид не питал к нему симпатии.

— Пуаро задумчиво покачал головой. Он заметил человека, который шел по берегу пруда и внимательно разглядывал землю.

— Этот человек, — громко сказал Пуаро, — один из сотрудников инспектора Грэнджа. У него такой вид, как будто он что-то ищет.

— Следы, без сомнения, какие-нибудь вещественные доказательства. Разве не это ищут все полицейские? Пепел сигареты, обгоревшие спички…

Генриетта произнесла эти слова с некоторым презрением.

— Правильно! — серьезно сказал Пуаро. — Все это разыскивают и, кстати, иногда находят. Но главное, мисс Савернейк — это то, как ведут себя люди, замешанные в деле, их манера держаться.

— Я не совсем вас понимаю.

Пуаро откинул голову, наполовину прикрыв глаза, и продолжал:

— Это все небольшие детали… Жест, взгляд, неожиданное движение.

Теперь он совсем закрыл глаза.

— Стало быть, вы думаете, что это я убила Джона? — медленно спросила Генриетта.

— Умирая, он произнес ваше имя, не так ли?

— Вы полагаете, что это было обвинение? Ошибаетесь.

— Тогда что же это было?

Носком туфли Генриетта рисовала на песке какие-то узоры.

— Неужели вы уже забыли, — очень тихо сказала она, — все, что я вам рассказала о… характере нашей связи?

— Это верно! Вы были любовниками. Покидая этот подлый мир, он последний раз повторил ваше имя. Очень трогательно.

Она бросила на Пуаро гневный взгляд.

— Эти насмешки необходимы?

— Я не шучу! Просто я не люблю, когда меня обманывают… а у меня такое впечатление, что именно это вы пытаетесь сделать.

Генриетта тихо произнесла: