Долина

– Взгляните. Это та, что была моей женой… Ее портрет всегда стоял на камине. И всегда напоминал мне, что я любил и был любим… Сын меня ненавидит… Он считает, что это я виноват в смерти матери. И я уже недалек от того, чтобы тоже считать себя виновным. И в его наркомании тоже… Он начал принимать наркотики разу после ее смерти… Марихуану, кокаин, потом героин…

Он с болью смотрел на фото. Циглер узнала блондинку с портретов в коридоре. Ту, что никогда не улыбалась.

– Что до меня, то я стал плохо спать и потерял всякий интерес к своей профессии… Мне снятся кошмары, в которых появляется она… Живая, любящая… Я не могу ничего планировать, живу одним днем. Это длится уже четыре года…

– А что произошло с вашей женой? – мягко спросила Циглер.

– Четыре года назад она внезапно впала в тяжелую атипичную депрессию. Она потеряла всякий вкус к жизни и вынашивала мысли о самоубийстве. Мы консультировались с несколькими психиатрами, и один из них в конце концов настоял на МРТ. У жены обнаружили обширную опухоль в правой височной доле мозга.

Он по очереди оглядел Ирен и Ангарда. Где-то в глубине дома часы роняли зернышки секунд, словно четки перебирали.

– Месяц спустя ее срочно положили в больницу: опухоль спровоцировала кровоизлияние… Через неделю она умерла.

Он поставил фотографию обратно на каминную полку, обогнул диван и уселся напротив них. Снова болезнь… Циглер содрогнулась. Она почувствовала себя в окружении. Ей захотелось встать и бежать отсюда.

– Мне было очень плохо, и я не мог заниматься сыном в той мере, в какой это было необходимо. Прежде всего я отправился к психотерапевту и прошел курс поддерживающей терапии для «смягчения мучительных ощущений и оживления в памяти ощущений позитивных после смерти близкого человека», пользуясь терминологией психиатров… Не помогло… А потом в аббатстве я познакомился с отцом Адриэлем. Он очень мне помог: благодаря ему я обрел Бога. «Сердце чистое сотвори во мне, Боже, и дух правый обнови внутри меня». Псалом пятидесятый, стих двенадцатый.

– А к какому психотерапевту вы обращались?

Делайе поднял глаза.

– К доктору Драгоман.

Циглер снова вздрогнула. Опять аббат, опять психотерапевт… В этой истории все время натыкаешься на одних и тех же персонажей. Наклонившись вперед, Делайе смотрел на них повлажневшим взглядом, и в полумраке белки его глаз отливали перламутром, как жемчужины в створках раковин.

– Вы намерены допрашивать моего сына? Я уже говорил, что его сняли с наркотиков, но он еще очень уязвим… Он готовится вернуться к нормальной жизни, но на данный момент находится в таких условиях, где он защищен от ужасов и опасностей внешнего мира. Ваш визит и ваши вопросы могут разрушить это хрупкое равновесие… Поэтому я вас умоляю: если в вас осталась хоть капля человечности, пощадите его.

– Мы не варвары, – парировала Циглер.

– Сирил такой же, как его отец, – снова заговорил Делайе, видимо, не отдавая себе отчета, что перебил собеседницу. – Он мягок и не способен ни на какое насилие, он предпочтет скорее сделать зло себе, чем другим. Конечно, в наше время это считается слабостью. Взгляните, ведь повсюду снова в чести сила и грубость: таковы руководители государства, таковы простые граждане, полиция, социальные сети… Прав тот, кто орет громче, кусает больнее и бьет сильнее…

С улицы, со стороны входной двери, донесся шум мотоциклетного мотора. Мотоцикл замедлил ход, немного подождал, а потом уехал. В эти несколько секунд в глазах учителя сверкнул ужас.

– Что с вами, господин Делайе? Вы, по-моему, сильно испугались.

– Нет, нет…

– Что вас так напугало?

– Не говорите глупостей.

Мотор снова зажужжал, на этот раз далеко, но надоедливо, как одуревшая муха, и Циглер снова заметила, как напрягся учитель. Теперь он стал похож на затравленного зверя.

– Жильдас, что с вами? – спросила она, тоже наклоняясь вперед.

Он нервничал все больше и больше.

– Вы знаете… или думаете, что знаете… кто это сделал?

Вопрос заставил его отреагировать. Он поднял глаза.

– Нет! Зачем вы так говорите? Это абсурд!

Он быстро заморгал, и вид у него сделался совершенно перепуганный.

– Но тогда чего вы так испугались?

Учитель сглотнул.

– Ничего! Я вовсе не испугался.

– Неправда.

Жильдас Делайе сморщился.

– Оставьте меня в покое! Я не желаю быть в этом замешан!

– Замешан в чем?

– Да во всем этом… В убийстве, в горном взрыве…

Ирен пристально на него посмотрела.

– А почему вы решили, что эти два события связаны друг с другом?

Он яростно замахал руками, словно отбиваясь от невидимых врагов, и сильно побледнел.

– Я ничего не знаю. Я сказал то, что сказал… Оставьте меня в покое… пожалуйста!

– Вы что-то скрываете от нас?

– Ничего!

Крикнул он громко, с какой-то лихорадочной горячностью.

– Значит так, Жильдас Делайе, с сегодняшнего дня, то есть с двадцатого июня, с семнадцати тридцати трех, вы…

– Телефонные звонки, – выпалил он вдруг, не дав Ирен произнести слово «задержаны». – Мне все время кто-то звонил…