Долина

Войдя внутрь, мэр выпрямилась. Вид у нее был скорее взволнованный, чем испуганный. Сервас должен был признать, что, как и Ирен, храбрости ей было не занимать. Она не побоялась пройти сквозь враждебную толпу, чтобы добраться до них.

– А это ведь несанкционированная манифестация, если не ошибаюсь? – резко бросила она, указывая большим пальцем себе за спину. – Чего вы ждете, почему ее не разгоняете? Думаете, само рассосется?

– Их там человек пятьдесят, – стал оправдываться Ангард, как ребенок, пойманный на шалости. – Нас слишком мало, чтобы их разогнать.

– Ну, так вызовите подкрепление, – подгоняла она.

– Уже вызывали, – ответила Циглер. – Но там наверху считают, что ситуация под контролем.

– Под… контролем?!

У Изабель Торрес глаза вылезли на лоб.

– Кроме шуток? Они так сказали?

Она ошеломленно встряхнула головой и спросила:

– Где он?

– Делайе? В камере, – ответил Ангард. – Давайте уйдем отсюда, один наш вид их возбуждает…

Они пошли назад по коридору в бледном неоновом свете.

– Так это он, вы уверены?

Изабель Торрес перехватила сомневающийся взгляд Ангарда, брошенный в сторону Ирен.

– Что? Только не говорите мне… что это может быть вовсе и не он…

Она оглядела всех, одного за другим.

– Не говорите мне, что задержали его, не будучи уверены…

Ирен захотелось напомнить ей о ходе расследования.

– Все указывает на то, что он виновен в смерти Фредерика Розлана, – объяснила она. – Его не было целый день, у него обожжена рука, и он утверждает, что обжег ее, когда сжигал в горах вещи покойной жены. У него нет алиби, и он, по многим показателям, наш главный подозреваемый. Но вы не хуже меня знаете, что уголовное расследование – дело сложное. Мы хотим все пока держать при себе и хорошенько проверить, прежде чем отчитаться в прокуратуре.

– Ладно, ладно, – сказала мэр. – Однако уличная толпа не на шутку разгорячилась. Вы же знаете, как это бывает: толпе нужна искупительная жертва. На площади вы ей такую предложили: вдовца, учителя, интеллектуала, с сыном-наркоманом, человека неприятного и необщительного, который смотрит на всех свысока и всех против себя восстановил… Я вместе с вами надеюсь, что это действительно он. Потому что иначе, если получится, что вы всю его жизнь пустили под откос, а он окажется невиновен, всегда найдется дурак, который заявит, что нет дыма без огня…

Она посмотрела в глаза Ирен, потом Сервасу.

– Ступайте домой, – сказала ей Ирен, – мы будем держать вас в курсе.

Изабель Торрес не двинулась с места.

– Мы здесь на службе, – настаивала Ирен. – Вам лучше уйти запасным ходом, так будет безопаснее.

Народная избранница вздрогнула, как лошадь, которая не желает брать трензель.

– Нигде не сказано, что я должна прятаться в собственном городе, – заявила она. – Подымайте решетку. Я выйду с парадного крыльца.

Ирен пожала плечами и сделала знак дневальному.

Сервас восхитился, с каким достоинством мэр подошла к дверям и направилась к разозленной толпе. Она не отдала подчиненным приказа себя сопровождать. А может быть, они просто струсили.

Едва она миновала двери, как поднялся шум. У подножия лестницы Изабель Торрес встретили враждебные лица, полные ярости глаза, кричащие рты. Оторопев от такой агрессии, она приостановилась и втянула голову в плечи, а потом решительно выпрямилась, спустилась со ступенек и ринулась в толпу. И тут же чья-то высокая фигура преградила ей дорогу.

Она подняла глаза на бородатое энергичное лицо Уильяма Геррана.

– Дай пройти, – сказала она.

– Я просто хочу тебя проводить, – ответил он.

– Что?

– Я уже ничего не могу поделать с этим сборищем, Изабель. Я этого не хотел, но что-то упустил… и потерял контроль.

Она внимательно взглянула на него, подходя. Вид у него был такой же встревоженный, как у нее.

Он прокладывал себе и ей дорогу в толпе, работая плечами. Со всех сторон раздавались крики и откровенные оскорбления. Герран явно нервничал.

– Пожалуйста, без оскорблений! – то и дело бросал он.

Изабель Торрес заметила, что реакция толпы смягчилась. Она расслышала «Да было б из-за кого стараться?», и за этой репликой – целый хор упреков и обвинений.

– Вот видишь, что получается, когда подольешь масла в огонь, – сказала она.

– Наше недовольство вполне законно, – возразил он, расчищая им путь. – Этим краем слишком долго управляли люди, которые нас не слушали, не обращали на нас внимания… Это вопрос достоинства, вопрос справедливости.

– Справедливости? – взвилась она, когда им удалось выбраться из толпы и подойти к машине, которую предусмотрительно припарковала в сторонке. – Такие, как я, из кожи вон лезут, чтобы дела у нас шли нормально. Я не считаю часов, жертвую личной жизнью, я бьюсь за это каждый день. И все ради того, чтобы выслушивать угрозы и оскорбления?

– Но вы же ничего не слушаете и ничего не слышите.

– Не слышим чего?