Она подошла. Слишком близко. И сигарета, как и она, оказалась
Габриэла поставила бокал на ночной столик. Потом развернула сигарету и, улыбаясь, вставила ему в губы. Он лихорадочно, как наркоман, затянулся, а она между тем расстегнула ему рубашку, обняла руками за шею и легонько прикусила мочку уха.
Под расстегнутой рубашкой ногти Габриэлы сразу нащупали обезболивающие тейпы на торсе Серваса. Глаза у нее загорелись, но она не стала задавать вопросов. Она вся изогнулась и стала тереться о его тело, чтобы усилить возбуждение, рука скользнула вниз и нашарила пальцами под тканью налившуюся, вздыбившуюся плоть. Он почувствовал, как проворные горячие пальцы расстегивают пряжку на его брюках и ныряют под одежду.
Она отобрала у него сигарету и села на край кровати, не переставая его ласкать, потом подняла руку, снова поднесла сигарету к губам Мартена, и он нагнулся, чтобы сделать длинную затяжку, спрашивая себя, какое из двух ощущений сильнее.
Мозг его был одурманен сигаретой и желанием, как мозг подопытной крысы, которой уже не надо ни есть, ни спать, лишь бы дали нюхнуть кокаина. И он подумал, что в искусстве игры на слабостях людей Габриэла достигла мастерства. Его слабость она вычислила с первого взгляда. Но сейчас ему на это было наплевать. Он хотел своей дозы. Никотина. Секса. Порока.
Он вдыхал дым, мозг его был полон яркого света и каких-то вспышек. Он перестал быть собой. Эгоист… Обдолбанный… Ему стало жарко. В висках стоял низкий гул. Губы пересохли, как песок в пустыне. Сигарета закончилась. Он затянулся в последний раз и загасил ее в пепельнице на ночном столике. Габриэла откинулась на постель, не отрывая ног от пола и раскинув бедра. Ее пристальный взгляд, ее молчаливый призыв, откровенный и властный, почти пугали. Ожидая его, она страстно себя ласкала.
Он наклонился и подменил ее пальцы своими. Она застонала, истекая… Действие никотина стало ослабевать в мозгу Серваса. Габриэла не сводила с него глаз, дожидаясь, когда же он войдет в нее.
– Презервативы на ночном столике.
Хорошо поставленный голос прозвучал холодно и трезво. Это была не просьба, это был приказ. Он продолжал ласкать ее, не вынимая пальцев. Он был напряжен,
– Что ты делаешь? – спросила она, когда он вытащил пальцы и вытер их о покрывало.
Он закрыл глаза и наклонился вперед, выпрямив руки и упираясь кулаками в постель по обе стороны от Габриэлы.
– Мартен…
Он выпрямился, застегнул рубашку и заправил ее в брюки.
– Что ты делаешь?
– Иду звонить, – ответил он. – Они будут здесь через пять минут.
– Не надо!
Она была взбешена. Теперь ее глаза метали молнии. Он покачал головой.
– Это была неудачная идея, Габриэла… Я… я очень сожалею… Так действительно делать нельзя…
Она села на краю кровати, потом вскочила.
– Что? Да кем ты себя вообразил? Ты что, думаешь, что можешь меня завлекать, провоцировать, совать в меня свои грязные пальцы, а потом бросить?
– Я тебя не провоцировал, Габриэла… Это ты на меня набросилась. Это ты сунула мне в рот пальцы вместе с сигаретой.
Стоя напротив него и нервозно смеясь, она снова попыталась расстегнуть ему ремень на брюках.
– Ах ты сволочь, ты не смеешь остановиться на полдороге! Ты что себе думаешь? Что сможешь вот так смыться? Ты же собирался меня трахнуть, гад!
Он схватил ее за запястье и резко встряхнул. Теперь он сам был в ярости.
– Я сказал – нет!
– Ты
Она уже кричала. Потом высвободилась и на этот раз ухватила его за брюки обеими руками. Он оттолкнул ее:
– Прекрати!
Едва он ее выпустил, как ему сразу прилетела пощечина. Она ударила изо всей силы. Зубы у него дернулись и скрипнули, щека запылала.
– Грязный мерзавец! – орала она. – Ничтожество!