Долгое отступление

Политику, проводившуюся с середины 1930-х годов, Вадим Роговин характеризует как сталинский неонэп. Лозунги борьбы дополнились призывами к «зажиточной жизни», которая, в свою очередь, связывалась с изобилием товаров[409]. Рыночные факторы стали учитываться в процессе формирования планов: «После отмены карточного распределения рабочие и служащие стали реализовывать свой заработок на колхозном рынке, с его свободными ценами и в государственных магазинах, где при фиксированных ценах имелась известная возможность потребительского выбора. Таким образом, в стране возник более широкий потребительский рынок. Обладая свободой в выборе сфер приложения своего труда, жители городов теперь в большей степени руководствовались соображениями заработной платы и другими потребительскими стимулами. Стало быть, в стране существовал и рынок рабочей силы, побуждавший предприятия к конкуренции за привлечение работников»[410].

По мнению Сталина, такое положение дел было связано с существованием в СССР двух форм собственности — государственной и колхозно-кооперативной. «Это обстоятельство ведет к тому, что государство может распоряжаться лишь продукцией государственных предприятий, тогда как колхозной продукцией, как своей собственностью, распоряжаются лишь колхозы. Но колхозы не хотят отчуждать своих продуктов иначе как в виде товаров, в обмен на которые они хотят получить нужные им товары. Других экономических связей с городом, кроме товарных, кроме обмена через куплю-продажу, в настоящее время колхозы не приемлют. Поэтому товарное производство и товарооборот являются у нас в настоящее время такой же необходимостью, какой они были, скажем, лет тридцать тому назад, когда Ленин провозгласил необходимость всемерного разворота товарооборота»[411].

Разумеется, ссылка на то, что колхозы «не хотят» отдавать свою продукцию иначе как за деньги, была не более чем идеологической уловкой. Реальный контроль над принятием ключевых решений оставался в руках партийной и хозяйственной бюрократии. Существование товарных отношений было связано, с одной стороны, с необходимостью экономического учета и контроля, без которых невозможно было бы планирование, а с другой стороны, как позднее показал Ота Шик, с тем, что в обществе существуют различные интересы. Стихийное согласование этих различных интересов на экономическом уровне происходит в процессе рыночного обмена, и даже централизованное планирование обязано с этим считаться[412].

Между тем к середине 1950-х годов советская бюрократия уже не справлялась с возросшей сложностью встающих перед народным хозяйством задач. Снижающаяся эффективность советской экономики спровоцировала в 1950-1960-е годы новую большую дискуссию[413]. В обсуждение вопросов о перспективах хозяйственной реформы включились и специалисты из других стран советского блока. Плодом этих споров и стала теория «рыночного социализма».

РЫНОЧНЫЙ СОЦИАЛИЗМ

Первоначально интерес к рынку, таким образом, тоже не был порождением идеологии, а оказался связан именно с необходимостью повысить эффективность управления экономикой в государствах советского типа и преодолеть ограниченность бюрократического централизма[414]. Однако очень скоро с «рыночным социализмом» стало происходить то же самое, что и с «военным коммунизмом»: он стал идеологией. Такой ход мысли логически привел целый ряд экономистов, первоначально стоявших на таких позициях, в либеральный лагерь — это произошло не только с Яношем Корнаи, но в конце жизни даже с известным польским марксистом Влодзимежем Брусом[415]. Эта идеология, несмотря на существенно изменившиеся экономические и технологические условия, продолжает формировать представления о социалистических реформах у большинства умеренных левых авторов и в начале XXI века. Так, Хоннет видит задачу левых в том, чтобы, ориентируясь на этические ценности, обеспечить преобразование рыночных институтов: «Сегодня одна из самых насущных задач социализма состоит в том, чтобы снова очистить понятие рынка ото всех добавленных к нему задним числом примесей специфичных для капитализма свойств, чтобы таким образом получить возможность проверить его устойчивость к моральным нагрузкам»[416]. Проблема в том, что, призывая «очистить» рынок от капитализма, Хоннет не может определиться с вопросом, что отличает социалистическую экономику от буржуазной, кроме, конечно, этических ценностей, которые, увы, сами меняются под влиянием общественного развития.