Долгая прогулка

Прогулка продолжалась, жара усиливалась. Солнце словно замерло над верхушками деревьев, заставляя их отбрасывать карликовые тени. Примерно в десять часов один из солдат скрылся в люке вездехода, и вскоре вернулся с длинным шестом, который на две трети был обмотан какой-то тканью. Солдат закрыл за собой люк и вставил нижний конец шеста в специальный паз. Потом он сунул руку под ткань и что-то сделал... что-то надавил — вероятно штифт. И через мгновение над вездеходом раскрылся огромный, тусклых армейских цветов зонт, закрыв большую его часть от солнца. Солдат и еще двое дежурных, скрестив ноги, сели в тени.

— Вот проклятые сукины дети! — закричал кто-то. — Мой Наградой будет ваша публичная кастрация!

По внешнему виду солдат нельзя было сказать, чтобы эта идея так уж сильно поразила их воображение. Они продолжали наблюдать за Идущими своими пустыми глазами, время от времени обращаясь к компьютерной консоли.

— Они наверно достают его из своих жен, — сказал Гэррети. — Когда те кончают.

— Ага, стопудово так и есть, — сказал Стеббинс и рассмеялся.

Гэррети больше не хотел идти со Стеббинсом, только не теперь. Стеббинс заставлял его чувствовать себя неуютно. Гэррети мог воспринимать Стеббинса только малыми дозами. Он пошел быстрее, оставляя Стеббинса одного. 10:02. Через двадцать три минуты он избавится от одного предупреждения, но пока что на нём по-прежнему три. Эта мысль была уже не такой пугающей, как ему раньше казалось. В нем по-прежнему жила непоколебимая, слепая уверенность, что организм по имени Рей Гэррети не может умереть. Другие могут, они — второстепенные персонажи в картине его жизни, но только не он, только не звезда долгоиграющего шедевра "История Рея Гэррети". Возможно позже он осознает ложность этой идеи не только умом, но и чувствами... возможно это и была та глубочайшая глубина, о которой говорил Стеббинс. Это была неприятная, злая мысль.

Он и не заметил, как почти насквозь прошел всю группу Идущих, и снова оказался за спиной у МакФриза. Втроем они выстроились в вялую линию, словно на карнавале конги[32]: впереди шел Баркович — он все еще пытался хорохориться, но это уже давалось ему тяжело; за ним шагал, наклонив голову и согнув в локтях руки, МакФриз — его левая нога уже требовала щадящего отношения, но пока что это было не очень заметно; и замыкал строй главный герой "Истории Рея Гэррети" собственной персоной. Интересно, а я как выгляжу? подумал он.

Гэррети провел рукой по щеке, прислушиваясь к звуку, который производили его пальцы, соприкасаясь с щетиной. Вероятно, и сам он выглядит не так, чтобы очень цветуще.

Он немного ускорился и поравнялся с МакФризом, который глянул на него мельком и снова уставился на Барковича. Взгляд его был темен и неясен.

Группа преодолела короткий крутой подъем, залитый яростным солнцем, а затем перешла еще один небольшой мост. Прошло пятнадцать минут, двадцать. МакФриз молчал. Гэррети дважды прочистил горло, но тоже ничего не говорил. Чем дольше идешь молча, тем сложнее нарушить тишину. Вероятно МакФриз теперь злится на себя. Вероятно МакФриз уже трижды раскаялся в своем поступке. От этой мысли что-то внутри Гэррети ёкнуло. Все это безнадежно и глупо, и бессмысленно, последнее в особенности — настолько бессмысленно, что низводило их до масштабов микроба. И только он раскрыл рот, чтобы сказать об этом МакФризу, как МакФриз сам заговорил:

— Все в порядке, — Баркович дернулся от звука его голоса, и МакФриз добавил: — Не с тобой убийца. С тобой-то ничего уже не будет в порядке. Давай, шагай.

— Отсоси у меня, — огрызнулся Баркович.

— Похоже, из-за меня у тебя возникли неприятности, — тихо сказал Гэррети.

— Я же сказал: услуга за услугу, мы квиты, мы в расчете, — спокойно сказал МакФриз. — Больше я такого делать не буду. Хочу, чтоб ты знал.

— Я понимаю, — сказал Гэррети, — просто...

— Не надо! — закричал кто-то. — Пожалуйста, не надо!

Это был рыжий парень, обвязавший рубашку вокруг пояса. Он остановился посреди дороги и плакал. Ему вынесли первое предупреждение. Он побежал к вездеходу; слезы проложили дорожки сквозь грязь и пыль у него на лице, рыжие волосы огнём горели на солнце.

— Не надо... пожалуйста... моя мама... я не могу... не надо... не надо больше... мои ноги...

Он схватился руками за борт вездехода, намереваясь влезть на него, и один из солдат ударил его по рукам прикладом винтовки. Парень вскрикнул и рухнул на землю.

Он снова закричал — на одной тонкой, невероятно высокой ноте, способной, казалось, резать стекло:

— Мои нооооооааааааааааааааа....

— Господи, — пробормотал Гэррети. — Когда же он замолчит?

Крик не утихал.

— Думаю, он не может, — бесстрастно сказал МакФриз. — Гусеницы вездехода переехали ему ноги.

Гэррети глянул, и почувствовал, как желудок сжимается и пытается эвакуироваться через горло. Все так и было. Не удивительно, что рыжий так орет про свои ноги. У него просто больше не было ног.

— Предупреждение! Предупреждение 38-му!