Долгая прогулка

Он с обидой посмотрел Паркеру вслед. Ты не прав, приятель, вот и все. Ты берешь этот Джолиет, свою шайку из мелочной лавки, фабрики — и пытаешься всякому их впихнуть. Не получается — перемешиваешь все заново, и пробуешь еще раз. Гэррети снова подумал о Джен. Как же она нужна ему. Я люблю тебя, Джен, подумал он. Он был неглуп и понимал, что она стала для него чем-то большим, чем была на самом деле. Она превратилась в символ жизни. В защиту от внезапной гибели, источником которой выступал вездеход. Он желал ее все сильнее и сильнее потому, что она символизировала то время, когда у него будет его собственная женщина.

Без четверти шесть утра. Гэррети уставился на группку шумных домохозяек, столпившихся у перекрестка, маленький мозговой центр какой-то неизвестной деревни. Одна из них была одета в обтягивающие слаксы и еще более обтягивающий свитер. Лицо у нее было маловыразительное. На правом запястье она носила три золотых браслета, которые позвякивали, когда она махала рукой. Гэррети отчетливо слышал этот звук. Он помахал в ответ, совсем не думая об этих женщинах. Он думал о Джен, которая приехала из Коннектикута и была такой дружелюбной и уверенной в себе, о ее длинных светлых волосах и туфлях на плоской подошве. Она почти всегда носила обувь на плоской подошве, потому что была очень высокой. Они познакомились в школе. Все развивалось медленно, но в конце концов вдруг сложилось. Ох, как сложилось.

— …Гэррети?

— А?

Харкнесс. Выглядит обеспокоенным.

— Чувак, мне похоже ногу сводит. Не знаю, смогу ли я идти, — он словно взглядом умолял Гэррети сделать что-нибудь.

Гэррети не знал, что ему сказать. Голос Джен, ее смех, рыжевато-коричневый свитер и красные как клюква брюки, которые были на ней, когда они взяли санки его младшего брата, а потом набросали целый сугроб снега (пока она не засунула снежок ему за пазуху)… все это было жизнью. А Харкнесс был смертью. Гэррети это нюхом чуял.

— Я не могу помочь тебе, — сказал Гэррети. — Тебе придется справляться самому.

Харкнесс смотрел на него, парализованный ужасом, а потом его лицо помрачнело, и он кивнул. Он остановился, опустился на колени и неловко стащил с ноги туфлю.

— Предупреждение! Предупреждение 49-му!

Харкнесс массировал ступню. Гэррети развернулся и шел теперь спиной вперед, чтобы видеть его. Два маленьких мальчика в футболках Малой Лиги (у каждого была бейсбольная перчатка, прикрепленная к рулю велосипеда) тоже смотрели на него с обочины, разинув рты.

— Предупреждение! Второе предупреждение, 49-й!

Харкнесс поднялся и захромал вперед, в одном носке, держа туфлю в руках; на его здоровую ногу пришелся дополнительный вес, с которым она сейчас и пыталась справиться. Он уронил туфлю, потянулся за ней, схватил двумя пальцами и снова потерял. Остановился, чтобы подобрать ее, и получил третье предупреждение.

Обычно румяное лицо Харкнесса приобрело теперь цвет огнетушителя. Рот раскрылся влажной, слюнявой окружностью. Гэррети вдруг понял, что болеет за Харкнесса. Давай же, думал он, давай, догоняй. Ты можешь, Харкнесс, ты можешь.

Харкнесс захромал быстрее. Мальчики из Малой Лиги поехали вдоль обочины, наблюдая за ним. Гэррети снова развернулся лицом вперед, не желая больше его видеть. Он уставился прямо перед собой, пытаясь сосредоточиться на мыслях о Джен — о том, каково это целовать ее, трогать приятную округлость ее груди.

С правой стороны появилась очередная автозаправка. На бетонированной площадке был припаркован пыльный пикап с помятым крылом, и двое мужчин в красно-черных клетчатых охотничьих рубашках пили пиво, сидя на его откидном заднем борту. В конце изрытой колеями грязной аллеи стоял почтовый ящик — с открытой крышкой, что делало его похожим на черный зев. Где-то за пределами видимости собака лаяла хрипло и бесконечно.

Винтовки приняли боевое положение и нашли прицелами Харкнесса.

Долгая, ужасная тишина, и винтовки возвращаются в строевое положение, все по правилам, все по уставу. И снова в боевое. Гэррети слышал, как Харкнесс торопливо, влажно дышит.

Винтовки снова вернулись в строевое положение, потом опять в боевое, и снова — в строевое.

Двое из Малой Лиги по-прежнему следовали за ними.

— А ну, убирайтесь! — крикнул вдруг Бейкер хриплым голосом. — Вы не хотите этого видеть. Пшли!

Они посмотрели на Бейкера с легким любопытством, как если бы он был какой-то рыбой, и не остановились. Один из них, маленький круглоголовый пацан, стриженный ёжиком, с глазами как блюдца, надавил на рожок, прикрученный к рулю его велосипеда, и ухмыльнулся. Солнце металлом отразилось от брекетов у него во рту.