Доленго

- Вот это-то и худо, черт возьми! - воскликнул Сераковский.

- Зыгмунт, не гневи бога!

- Я не гневлю, но ведь пора же наконец перестать быть покорным судьбе! Надо бороться! Протестовать! Действовать!

Тревожная весть о том, что ожидает Добкевича, распространилась почти мгновенно, и в тот же вечер к Сераковскому пришли Герн и Залеский. Герн внес еще одну подробность в дело. Оказалось, что Добкевич, ни у кого не отпросившись, возвращался в казарму раньше своей роты, которая где-то за городом пилила дрова на зиму. Тут он и попался на глаза полковнику Недоброво.

- Значит, Добкевич ушел с работы до срока, не получив разрешения начальства, - сказал Сераковский хмуро.

- Выходит так, - подтвердил Герн.

- Ну и что в этом? - горячился Залеский. - Подумаешь - ушел до срока! Не получив разрешения!

Сераковский строго посмотрел на него.

- Послушай, Бронислав! Раз нас судьба сделала военными, давайте учиться военному делу, учиться воинской дисциплине, выполнению воинского долга! Уверяю вас, это нам в дальнейшем пригодится... Сколько раз я вам говорил, что, находясь в армии, необходимо придерживаться армейских порядков. Не нарушь их Добкевич, не было бы встречи с Недоброво, не было бы причины для разговора, для стычки.

- Ты... ты типичный служака, Зыгмунт!

- Нет, Бронислав, я солдат.

- Русской армии!

- Да, русской армии, той армии, которая поработила Польшу и которая, - он сделал паузу, - может вернуть ей свободу.

...Военный суд заседал недолго. Дело оказалось настолько ясным, что не потребовалось ни дополнительных документов, ни новых свидетельских показаний - достаточно было показания полковника Недоброво. Рядового трудовой роты Орского гарнизона Францишека Добкевича суд приговорил к прогнанию через строй в шесть тысяч шпицрутенов.

- Это казнь... мучительнейшая, медленная казнь. Я был свидетелем смерти солдата, приговоренного к двум тысячам палок. А здесь шесть тысяч!

Сераковский нервно шагал по комнате из угла в угол. Залеский, Герн и Зеленко сидели за столом, насупившись и опустив глаза.

- Осталось одно - просить Перовского, - сказал Залеский. - И это придется сделать тебе, Зыгмунт.

- Хорошо. Я пойду к нему.

- Может быть, вам удастся сначала повидать Дандевиля, - сказал Герн. - Мне нравится этот подполковник.

Сераковскому повезло: он встретил Дандевиля в вестибюле генерал-губернаторского дома. Виктор Дисидерьевич куда-то торопился, но, заметив расстроенного Зыгмунта, подошел к нему.

- Я могу располагать пятью минутами вашего времени? - спросил Сераковский.

- К вашим услугам, Сигизмунд Игнатьевич... Здесь? В приемной?

- На улице, с вашего позволения.

Они вышли, и Сераковский, стараясь говорить как можно короче, рассказал о своей просьбе.

- Пожалуй, вы пришли как раз вовремя, - ответил Дандевиль. - Василий Алексеевич в прекрасном расположении духа по поводу возвращения сына. О вас он помнит и, уверен, примет. Я сейчас же поговорю с ним.

- Спасибо, Виктор Дисидерьевич... Где мне подождать ответа?

- Идемте во дворец. Думаю, что генерал назначит аудиенцию немедленно.

Дандевиль отсутствовал не более пяти минут.

- Их высокопревосходительство ждут господина Сераковского у себя в кабинете.

В комнате толпился народ, и Дандевиль нарочно произнес эти слова громко, чтобы дать понять о близости конфирмованного унтер-офицера из поляков к генералу.

Сераковский вошел в просторный кабинет, обставленный дорого и со вкусом. Несколько книжных шкафов с золотом корешков за стеклами. Картины в тяжелых рамах. Портрет императора. Письменный стол, на котором аккуратно разложены бумаги.

Перовский в парадной генеральской форме, при орденах, стоял возле шкафа.

- Здравия желаю, ваше высокопревосходительство! Разрешите?

- Заходите, Сераковский. - Генерал показал рукой с серебряным наперстком на кресло, но Зыгмунт продолжал стоять. - Вы по неотложному делу или же чтобы поздравить меня с возвращением сына-героя?

- И по тому и по другому поводу, ваше высокопревосходительство: принести вам свои искренние поздравления и одновременно попросить об этом страдальце.

- Догадываюсь, о ком вы говорите... об этом поляке... запамятовал, как его фамилия. - Перовский щелкнул в воздухе пальцами, не находя нужного слова.

- Добкевич... Францишек Добкевич из трудовой роты Орского гарнизона, - напомнил Сераковский.

- Возможно, возможно... Он получил, кажется, шесть тысяч падок? Это, пожалуй, многовато!

- Это не только многовато, это равносильно смерти, ваше высокопревосходительство!

- Согласен. - Перовский рассеянно кивнул. - Но ведь он кругом виноват, этот ваш Добкевич!

- Разве я отрицаю его вину! Я хочу только сказать, что она не заслуживает такого сурового возмездия, как смертная казнь.

- Приговор суда мне еще не приносили на утверждение.

Сераковский понял, что добился первого успеха.

- Но его ведь принесут!

- Так и быть, я скошу наполовину.