Документ "Ж" (сборник)

— Газы! — скомандовал дедушка Секеч и с натугой выдернул из Пью чопик.

Над поляной начал со свистом стелиться пищевой газ двухмесячной давности. Повстанцы надвинули на лица самодельные респираторы и уткнули лица в землю. Полковник Автандил Курихара, пользуясь затишьем, юркнул в пункт связи, где сидела его старая боевая подруга связистка Клоц и ожесточённо стучала ключом Морзе.

— Стучим потихоньку, — тихо сказал Автандил и ласково поцеловал Клоц в спину.

Связистка глубоко вздохнула и начала снимать сапоги. Автандил ей нравился, но в глубине души она тайно любила жилистого прапорщика Колотило, которого летом видела голым во время порки шпицрутенами.

Трясясь на связистке, Автандил первым уловил странный запах в комнате и сначала подумал, что это Клоц не выдержала нагрузки.

«Я — мужик», — с уважением к самому себе подумал Курихара, но тут вдруг обнаружил, что связистка Клоц перестала двигаться ему в унисон и, что самое страшное, не дышит. Полковник пощупал пульс связистки. «За что?» — с горечью подумал он и, натягивая противогаз, бросился в штабной блиндаж.

В штабном блиндаже согласно графику проходила политинформация на тему: «Гониния — планета контрастов».

Политинформацию читал замполит Невяжский, будучи в офицерском противогазе.

— Вы, что — поехали?! — завопил Курихара. — Отставить немедленно!

— «Таким образом, мы придём к победе коммунистического труда», — твёрдо закончил Невяжский, снял противогаз и сразу задохнулся.

Курихара побежал в наблюдательный пункт. По пути он обнаружил отравленных латышских стрелков, сибирских следопытов, венгерских гонведов и террористов из Хайфы. «Всё пропало — мы остались одни!» — прошептал полковник и заплакал. «Не плачь, Автандил, — вдруг раздался в наушниках голос генерала Лиминько, — иди к нам». Курихара пошатываясь вошёл в наблюдательный пункт и уткнулся в перископ. Над цистерной развевался флаг Гонинии — на белом фоне свиная сосиска с надписью «Мы — за мир!» Со всех сторон цистерны сидели повстанцы и жители города и делили поровну холодец, который тут же кушали.

— Можно снять противогазы, — сказал Процюк, спускаясь сверху. — Вонючка Пью сдулся.

— Почему? — недоверчиво спросил Автандил.

— Мёртвые не воняют, — ответил майор, перезаряжая бластер. — При помощи, этой штуки я запаял ему дырку для газа.

В это время над поляной загремел репродуктор:

— «Как вы понимаете, генерал, дальнейшее сопротивление бесполезно. Рекомендую организованно сдаться и понести заслуженное наказание. В противном случае, в связи с особой опасностью вашей банды, имею распоряжение живыми вас не брать. Стволы и пики — на снег. Выходите по одному!»

Лиминько мрачно оглядел оставшихся в живых. В живых остались майор Процюк, полковник Курихара, боец Ягодитский и группа душевнобольных, среди которых были маршал Баграмян, адмирал Канарис, батька Ангел, матрос Железняк, Маша Севастопольская, 28 бакинских комиссаров, пятеро с неба и 300 спартанцев.

Возглавлял всю эту бригаду тихопомешанный Иосиф Джугашвили, бывший военрук из Поти — Сосо Пипия.

— Липози, — крикнул в рупор Лиминько, — у тебя есть время покурить и отправить религиозный культ, через пять минут мы намерены атаковать вас!

С этими словами генерал надвинул каску и приказал: «К штыковой атаке — будьте готовы!». — «Всегда готовы!» — печально ответил боец Ягодитский и застрелился.

— Вперёд, гвардейцы! — крикнул Лиминько и первым выскочил из окопа.

Из сборника последних мыслей генерала Лиминько:

1. «Трусы! Жалкие, омерзительные бздуны!»

2. «Смелого пуля боится, в смелого штык не войдёт».

3. «Разрыв селезёнки — прощайте, товарищи...»

Глава IX

Последняя мысль дедушки Секеча:

«Коротка кольчужка...»

Из записей в бортовом журнале атомолёта «Пионер Дубинин», сделанных майором Процюком по пути на Землю:

«Две недели в пути. Я в созвездии Ишиопагов. Понос не прекращается. Доктор-кибер — редкий пидар. Так держать!»

«Месяц позади. Съел последний тюбик «Мэри». Понос не утихает. Изнасиловал и сломал доктора-кибера. Этот неуч и взяточник поставил мне диагноз «Дизентерия». Мне ли не знать дизентерию? Силы на исходе».

Сел благополучно. По-моему, в Дебальцево. Впрочем, мне всё равно. К звездолёту идут люди, но не доплыть до люка. Воздуха осталось на три минуты. Интересно, мне дадут орден?..»

Генерал умирал. В этом не было ничего удивительного, так как следом за ним из окопа никто не выскочил и генерал побежал в атаку один, размахивая над головой офицерским палашом.