– Очевидно, они сделали это для того, чтобы последние дни провести вместе с вами, – мягко сказал доктор Великанов. – И вам не следует отравлять этих дней ни себе, ни им.
Эта реплика заставила расплакаться молчавшую до сих пор девушку.
– Знаете, доктор, что он делает? – рассказывала, плача, она. – Он есть не хочет… Не хочет есть, чтобы, как он говорит, скорее избавить нас от обузы… И это такая нелепость, чтобы мы оставили его в горящем городе!.. Мы с мамой лучше вместе с ним умрем.
– И глупо! – не унимался больной. – Вы должны жить. Я хочу, чтобы вы жили… А ты заставляешь меня есть последний кусок.
К великому ужасу Ульяны Ивановны оказалось, что семья, состоящая из двух больных и семнадцатилетней девушки, совсем не имела продовольствия. Собираясь из города, они почти ничего не взяли, а теперь девушка не могла отлучиться от отца и матери.
Дело кончилось тем, что, потрясенная чужим горем, Ульяна Ивановна расплакалась. Доктор Великанов был спокоен, хотя и серьезен.
– Я останусь пока здесь, – решил он, – а вы отвезите больных в районную больницу с моей запиской. Тележку нужно будет привязать сзади. Кроме того, их нужно сейчас же покормить.
Ульяна Ивановна вернулась только утром, уставшая, изнывшая сердцем.
– Бывает же такое горе! – говорила она, переживая происшествие. – И не думала никогда, что так может случиться…
– Да, конечно, горе, – сказал доктор. – Но вы ничего другого, кроме горя, здесь не видите?
– Чего же видеть? Надо бы хуже, да некуда.
– Значит, многого вы не рассмотрели. Вы видели только одно горе, поразившее эту семью, а на заметили самого главного – из какого прекрасного металла выкованы отец и дочь. Отец обречен на смерть, но дочь будет жить, и это меня радует. Героизм, во всяком случае, здесь присутствует.
И на этот раз Ульяна Ивановна хотя губ не сжимала, но осталась при прежнем своем мнении. А следующий случай еще яснее показал, как несогласно глядели на героизм доктор и сестра-хозяйка.
Ульяна Ивановна привела к доктору женщину с больным ребенком. Осмотрев его, доктор спросил, когда заболела девочка.
– Кто ж его знает, когда, – ответила женщина.
Ответ рассердил доктора Великанова.
– Мать, а не знаешь, когда ребенок жаловаться начал! Плохая же ты мать!
Но гневный упрек попал не по адресу.
– Да я, товарищ доктор, вовсе не мать ей. Дело-то так было: иду из города уже вечером и вижу – около дома женщина убитая и рядом дите ползает. Я вещи, какие, несла, повыкидала, а его взяла и несу вот. А больная она с самого начала была…
– Это дело иное, – смягчился доктор. – Что же ты дальше с ней делать будешь?
– Не погибнем, как-нибудь, – проговорила женщина, бережно укутывая девочку. – Может, в колхоз где поступлю, молочка заработаю.
После ухода женщины доктор Великанов, потирая руки, обернулся к Ульяне Ивановне.
– Хотел бы знать, что скажете вы по поводу этого случая? – спросил он, уже торжествуя победу.
Ульяна Ивановна, очень спокойно слушавшая весь разговор, покачала головой.
– Что же, никак вы и ее, Арсений Васильевич, в герои записали?
– Безусловно.
– Уж очень легко у вас героем сделаться. Никакая она не героиня, Арсений Васильевич, а просто женщина, которая совесть имеет. Подумаешь, дело какое – барахло бросила да ребенка приняла… Я бы тысячу мешков с бриллиантами кинула, а сиротку не оставила…
– Гм… Но это ведь вы на свой аршин меряете.
– Не на свой, а на самый обыкновенный. Может, у немцев другой аршин, а у нас у всех одинаковый должен быть.
Доктор Великанов задумался.
«Аршин Ульяны Ивановны, несомненно, великоват, – решил он. – Но и я не совсем прав: с людей можно требовать побольше. В первую очередь, конечно, с самого себя».
Однако этим своим рассуждением он с Ульяной Ивановной почему-то не поделился.
Много, очень много происшествий, встреч и впечатлений было рассеяно по пути наших странников! Недаром же переменилась за эти немногие дни даже внешность их… Ульяна Ивановна загорела так, что ее волосы стали гораздо светлее лица: точно не лицо, а отпечаток на фотографическом негативе. Мазепа похудел и если не изменил своего характера в лучшую сторону, то выучился скрывать свои отрицательные свойства. Но больше всех, конечно, изменился сам доктор Великанов. Обросший колючей бородой, в огромных яловых сапогах и туальденоровой рубашке, он настолько не походил на прежнего доктора Великанова, что встречавшиеся знакомые редко его узнавали. Может быть, потеря докторской наружности и стала причиной одного не очень веселого, но весьма поучительного случая.
Доктор Великанов пребывал в одиночестве, ожидая отлучившуюся за продуктами Ульяну Ивановну, когда к нему подошел гражданский человек неопределенного городского вида. Он начал с того, что внимательно осмотрел Мазепу, затем телегу. Осмотр, по-видимому, удовлетворил его, и он переключил свое внимание на доктора.
– Любезнейший! Ваша подвода?
Доктор, которому такое обращение было в новинку, с любопытством посмотрел на незнакомца и ответил:
– Моя. А в чем, собственно, дело?
– Не подвезете ли мою жену?
– Она больна?
– Гм… Да, не совсем здорова.
– Приведите ее, я посмотрю.