Доктор Великанов размышляет и действует

Хуже всего было то, что Ульяна Ивановна никак не могла понять – шутит доктор или говорит серьезно. Она даже вспотела при мысли, что, может быть, обидела доктора, и в отчаянии решилась на самоунижение: на осмеяние собственной солидности, которой втайне гордилась.

– А интеллигентность-то, Арсений Васильевич! Меня, например, взять или вас! Даже пословица такая сложена: «Велика Федора, да дура, мал клоп, да вонюч».

Выпалив этой пословицей, Ульяна Ивановна обомлела от ужаса. Она думала привести другую, где фигурировал не клоп, а золотник, но впопыхах перепутала.

Но доктор Великанов и не думал сердиться.

– Ну вас совсем, Арсений Васильевич! Я и говорить-то с вами не умею, а вы надо мной смеетесь, с толку сбиваете. Я ведь то хотела сказать, что героем всякий при своем деле может быть, лишь бы народную пользу выше себя ставил.

– Вот это золотые слова, Ульяна Ивановна! – воскликнул доктор. – И я берусь вам доказать вашу собственную правоту на множестве примеров, которые мы каждый день видим вокруг себя.

– Уж и множество! Где же герои ваши? Ездим, ездим, а героев что-то не находится.

Доктор Великанов изумленно посмотрел на Ульяну Ивановну.

– Как? – уж совершенно серьезно спросил он. – Вы не видите героев?

– Где же они?

– Да кругом нас, сколько угодно…

– Не вижу, батюшка Арсений Васильевич, не вижу…

– Придется мне вам их показать.

– Обязательно даже.

Подобные разговоры, возникавшие между ними не раз, никогда не приводили к согласию. В одном случае дело дошло даже до спора.

Виновником его явился солдат-связист, доставленный. Ульяной Ивановной к доктору с тяжелым ранением кисти левой руки. Ампутацию доктор Великанов сделать не мог, но остановить кровь и наложить повязку было в его силах.

Покончив с этим делом, доктор распорядился:

– Положите его на траву и отправьте с военной машиной в госпиталь.

Но тут произошло нечто неожиданное: красноармеец рассердился.

– Вовсе я не желаю в госпиталь! Мне дальше идти нужно.

Он подхватил винтовку и желтый ящик полевого телефона.

– Чудак-человек, тебе же лежать надо, – вразумительно сказал доктор, позволявший себе говорить «ты» всем пациентам, не достигшим, по его мнению, зрелого возраста.

– Нет уж, – за перевязку спасибо, а я пойду.

– Большой, а глупый, – уговаривал его доктор. – Тебе говорят – ложись…

– Лежи сам, если хочешь, а я не могу. У нас на наблюдательном пункте аппарат разбило, и через это дело батарея молчит, и мне новый доставить препоручили.

Объяснив это, связист не очень уверенной, но торопливой походкой отправился в сторону передовой.

– Как фамилия? – крикнул ему вдогонку заинтересованный доктор.

Этот невинный вопрос раненый истолковал как угрозу и, ускорив шаг, ответил:

– Фамилия у меня трудная – Догони-ветра-в-поле. Запиши, а то забудешь, помощник смерти.

Кто опишет негодование Ульяны Ивановны? Она уже совсем было кинулась вдогонку за уходившим связистом, но доктор весело остановил ее:

– Не волнуйтесь, дорогая Ульяна Ивановна, – все в полном порядке. Во-первых, мы лица гражданские и задерживать военнослужащего, хотя бы раненого, не имеем права, а во-вторых, я хочу напомнить вам наш разговор о героях. Этот парень если и не совсем еще герой, то кандидат в герои.

Доктор Великанов сказал это серьезно, и Ульяна Ивановна была поражена так, что на некоторое время лишилась дара речи.

– Он?… Он-то герой? – наконец вымолвила она. – Никакой он не герой, а брехун желторотый, оскорбитель.

Доктор Великанов был невозмутим.

– Вы делаете очень поспешные заключения. Не спорю, он мог бы вежливее отклонить мой совет и иначе отблагодарить нас за помощь. Я вовсе не в восторге от его поведения, но это мелочь по сравнению с тем большим и нужным, что он делает. Тяжелая рана не могла помешать ему выполнить боевой приказ. И то, что он при таких обстоятельствах не теряет сознания долга и даже чувства юмора, мне очень нравится.

Ульяна Ивановна не ответила ничего, но ее высоко поднятая голова и сжатые губы свидетельствовали, что доктор нисколько ее не убедил.

К вечеру того же дня, располагаясь на стоянку в придорожных кустах, Ульяна Ивановна встретила старых знакомых. Неподалеку от телеги стояла ручная тележка, памятная сестре-хозяйке по первому дню эвакуации, та самая тележка, на которой лежал больной. Она не могла далеко уехать, потому что женщина – жена больного и мать девушки – захворала малярией. Она лежала в кустах, раскрасневшаяся, почти в бессознательном состоянии. Доктор Великанов снабдил ее хинином, но помочь ее мужу ничем не мог – у больного был рак печени. Приход доктора явился причиной тяжелого разговора между отцом и дочерью.

– Я уже говорил, – почти кричал больной, – что меня нужно оставить в городе. Ведь это же идиотство – везти заведомо умирающего человека, почти труп, бросив все самое необходимое! Они насильно положили меня на тележку и повезли. Я, доктор, культурный человек и не хочу закрывать глаза на правду – мне остается жить считанные дни, а им нужно жить. Почему они мучаются из-за меня? Зачем? Почему они не оставили меня там?

И он показал худой, желтой рукой в сторону дымной тучи, висевшей над горящим городом.