Доктор велел мадеру пить...

   Вкратце общую канву задуманного произведения можно изложить в одной фразе: бывший одесский мальчик, а ныне солидный юрист, давно уже покинувший родную Одессу и перебравшийся в Москву, отправляется как-то летом в отпуск со своим сыном, чтобы показать ему город своего детства, где их и застает начало Великой отечественной войны.

   Под городом в течение столетий осуществлялась выработка строительного материала, знаменитого одесского известняка, после чего оставались многокилометровые штольни, настоящий лабиринт из хаотического переплетения бесконечных тоннелей, непроизвольно соединяющихся друг с другом или же заканчивающихся тупиками.

   Некоторые тоннели широкие и высокие и по ним можно передвигаться во весь рост, как в обычном доме. Иногда же это узкие лазы, по которым и ползком еле пролезешь....

   Именно здесь, в Одесских катакомбах, базировался партизанский отряд, где волею судеб (и конечно же волей автора) должны были очутиться главные персонажи.

   Отца увлек этот замысел по причине, сходной с той, что открылась ему в работе над "Парусом", а именно - можно было, повествуя об исторических событиях, в данном случае, полной драматизма героической и трагической истории противостояния небольшой группы подпольщиков, скрывающейся в катакомбах, жестокой и безжалостной машине гитлеровской оккупации, проследить за душевным состоянием мальчика Пети, сына бывшего одесского мальчика Пети, а ныне москвича Петра Васильевича Бачея, снова вернуться в собственное детство.

   Кроме того, замысел открывал перед автором безграничные возможности поразмышлять о собственной судьбе, судьбе своих сверстников и вообще всей страны, претерпевшей за сравнительно короткий исторический срок такие немыслимые изменения.

   Я так подробно говорю об этом романе, потому что он являлся важной, значительной вехой в творческом пути отца, и удар, который партийная критика нанесла по этому произведению, как мне кажется сильно его потряс.

   Надо сказать, критические разносы, оскорбляющие достоинство и, что немаловажно для профессионального писателя, лишающие его авторского гонорара, для отца были привычным делом.

   Почти все его пьесы, на первых порах собирающие аншлаги, "снимались с репертуара" после очередной критической статьи в газете "Правда" или "Советская культура" (впрочем, название газеты могло быть и другим).

   Но одно дело - комедия, или веселый водевильчик, навеянный творчеством Скриба, и совсем другое - прозаическое произведение, где со всей мощью дарования художник рассказывает о самых глубинных движениях души, делится представлениями о любви, жизни и смерти.

   Этот удар критической дубинкой по отцовской голове случился на самом излете сталинизма, и пришедшая ему на смену так называемая хрущевская оттепель конечно же не могла не подействовать животворно на состояние его духа.

   Отсюда и веселая энергия при создании журнала и руководстве им, и жажда собственного литературного творчества, которая вылилась в стремительное создание двух недостающих частей тетралогии.

   Но именно сейчас, по моему глубокому убеждению, отец внезапно осознает, что поставил перед собой и осуществил ошибочную задачу.

   Ни "Белеет парус одинокий", ни "За власть советов", являясь отдельными самостоятельными произведениями, вовсе не нуждались ни в продолжении, ни в завершении, и в соединении с новыми романами свою уникальность утратили.

   И если при этом "Белеет парус одинокий" почти не пострадал, то роман "За власть советов", который отец сократил и отредактировал, чтобы он соответствовал по размеру другим частям тетралогии, оказался загубленным.

   Вот откуда непреодолимое желание порвать с журналом, подвести черту под всем написанным и начать все сначала.

   Это желание было неизбежным и неотвратимым.

   Следует заметить - в скобках, - что власти со своей стороны усугубили душевную травму, "прокатив" отца с присуждением ему Ленинской премии. Причем кроме отца на премию в разряде прозы претендовал второй кандидат, один из наших великих писателей - современников из национальных окраин, имя которого не могу назвать, потому что напрочь забыл и не у кого спросить...

   Разумеется, выдать высокую премию этому кандидату, отказав в ней Катаеву, было совершенно невозможно, поэтому в том году премию в выше названной номинации не получил никто.

   Однако, поскольку Ленинская премия была делом политическим и не присудить ее великому современнику из национальных окраин было никак невозможно, ибо некоторым другим великим из других окраин ее уже присудили раньше, а целому ряду того же сорта великих ее еще предстояло присудить в будущем, на следующий год великий современник уже не имел конкурента и премию благополучно получил.

   И с тех пор с присуждениями главной премии подобных накладок уже не случалось, все пошло без сучка и задоринки.

   Мой отец не обсуждал ситуации с той злополучной Ленинской премией, как, впрочем, никогда ни до, ни после не углублялся в технологию получения наград, которыми был обделен или же, наоборот, которым был подвергнут.