Доктор Смерть

— Послушай меня, — Маренн подошла к нему. — В предвоенной Европе я была довольно известна своими гуманистическими взглядами. И вполне естественно, что те, кто пытается добиться выхода Германии из войны с наименьшими потерями, используют меня, зная мои связи с английским домом. Это единственный путь напрямую к Черчиллю. К Рузвельту и Сталину у нас пути нет, а к последнему и быть не может.

— Политика редко использует прямые пути, — Шелленберг покачал головой. — Такая фигура, как Черчилль, ни в коем случае не позволит себя скомпрометировать сомнительными контактами, пусть даже он знаком с тобой лично. Нежелательная информация может просочиться в прессу. Газеты начнут клевать премьер-министра, а у него в следующем году выборы. Нет, лично он поговорит с тобой о погоде, не более того, а все остальные детали поручит обсуждать помощникам, и то в лучшем случае, а скорее всего, просто откажет во встрече под благовидным предлогом, как отказал твоей бывшей подруге Шанель, когда она год назад решила изобразить из себя разведчицу. Хотя к ней в частных отношениях он тоже проявлял симпатию. Такие люди как Черчилль четко различают личное и общественное. И последнее для них непомерно важнее. Так что как посол германских заговорщиков ты вряд ли исполнишь свою роль. Для этого у тебя слишком громкое имя. Генерал Ванаман — куда скромнее, никто и не заметит, что он встречался с президентом. Да и положение Рузвельта в Америке куда более прочное, чем положение Черчилля в Англии теперь. Вполне может статься, что он и не выиграет следующие выборы. А вот что касается лично твоей судьбы, — Вальтер задумался, опустив голову, — то можно воспользоваться всей этой ситуацией для того, чтобы ты и Джилл выехали в Англию и там остались. До конца войны. Навсегда. Я, пожалуй, могу это устроить.

Он посмотрел на Маренн. В ее взгляде читалось недоумение, близкое к возмущению.

— Я предложила этот план вовсе не для того, чтобы покинуть Германию теперь, когда я особенно нужна, — ответила она, и голос ее дрогнул. — Когда речь идет о будущем ее народа. О жизни детей, стариков, женщин, которые страдают от бомбежек, бросают свои дома, нуждаются в медицинской помощи и приюте. Как я могу покинуть Германию, когда ее армия ведет кровопролитные бои и раненых становится все больше. Это армия, в которой погиб мой сын. Если бы Штефан был жив, он бы сейчас стоял в строю. Он не сбежал бы и не сдался бы в плен добровольно. А мы с Джилл поедем в Англию? Это невозможно. Это невозможно! — категорическим тоном повторила она. — Я даже не желаю это обсуждать.

— Ну, хорошо, хорошо, — Шелленберг наклонился и поцеловал ее. — Успокойся. Больше мы не будем говорить об этом. Пока, — добавил он многозначительно. — Вероятно, положение на фронте еще улучшится, и тогда вопрос отпадет полностью. А в отношении англо-американцев я считаю, что тебе не стоит занимать себя размышлениями о мирных переговорах. Я справлюсь с этим гораздо лучше.

— Что ж, хорошо, — Маренн покорно кивнула. — Вы убедили меня, господин бригадефюрер. А как быть с Бруннером?

— Могу обещать тебе, что я сделаю все для того, чтобы его лабораторию закрыли еще до того, как большевики двинутся на Варшаву. Неплохо было бы и его самого отстранить от службы, но, боюсь, этого не получится, — Вальтер вздохнул, — Мюллер встанет горой. Для него это вопрос чести.

Дверь приоткрылась. Шелленберг и Маренн обернулись. В приоткрывшуюся щель проскользнула рыжая обезьянка и уселась на ковре, почесываясь. На шее у нее виднелся ошейник, к нему был пристегнут поводок, который кто-то держал. Сразу вслед за обезьяной показалась светловолосая головка Клауса. Входя, он задел туфлей край ковра и чуть не упал. Маренн успела поддержать его.

— Осторожно, Клаус, — проговорила она мягко. — А как зовут твоего нового питомца?

— Еще бы хотелось узнать, откуда он вообще взялся? — с притворной строгостью осведомился Шелленберг. — Прибежал из леса?

— Это Ким, Ким мне привезла! — мальчик, радостно смеясь, бросился к отцу. — Я придумал, я буду звать его Беппо.

— Ну, это просто, как Муссолини, — улыбнулся Шелленберг, — дядя Беппо. Где ты взяла его? — он взглянул на Маренн.

Та только пожала плечами.

— Купила. Я же обещала. И понимала, что мальчик ждет.

— Ильза бы не купила ни за что. Не то, что обезьяну, даже щенка. Ну, ты доволен? — он повернул Клауса к себе.

— Очень, очень, очень, папочка! — сын прыгал на одной ножке от восторга.

— Тогда пусть остается. Ральф! — Вальтер обратился к адъютанту, который появился на пороге. — Разузнайте, чем их кормят, ну, кроме как бананами.

— Слушаюсь, господин бригадефюрер.

— И принесите нам кофе.

— Ты бы могла предупредить меня, — упрекнул Шелленберг Маренн, усаживаясь на диван.

— Но мы хотели сделать тебе сюрприз. Правда, Клаус?

— Угу, — кивнул тот, уминая сладкую булочку с подноса, который Фелькерзам уже поставил на кофейный столик.

Обиженно наморщась, обезьяна сидела на ковре, забытая своим маленьким хозяином. Маренн взяла поводок и, наклонившись, спросила зверька:

— А ты будешь пить кофе? Тогда, пошли.