Доктор Смерть

— Выходя замуж, я много ждала от брака. Но он не принес мне ничего, кроме болезненных разочарований. Я много страдала, вы знаете это, — снова подчеркнула она. — Я считаю, что заслужила право хотя бы немного пожить счастливо.

— И что? — снова спросила Джилл все так же безучастно. — Причем здесь мы с мамой?

— Я страдала не только морально, но и материально, — Ильзе всхлипнула, но как-то ненатурально. — Вальтер никогда не обеспечивал меня достаточно, я не говорю уже о последних годах нужды и нищеты. Конечно, я благодарна вашей матери за поддержку, которую она всегда оказывала мне, даже после смерти Вальтера. Но я была бы крайне признательна, если бы она и вы помогли мне еще в одном деле.

— В каком? — Джилл насторожилась.

— Я собираюсь замуж, — Ильзе старалась сохранить спокойствие, но голос дрогнул. — Я встретила этого человека два месяца назад, вскоре после смерти Вальтера, в Милане. Он богат, имеет положение в обществе. Он очень хорошо относится ко мне. Он любит меня. Поймите, — словно оправдываясь, Ильзе умоляюще взглянула на Джилл. — Поймите. Я еще молода. И никогда не знала семейного счастья. Мой первый брак был неудачным. Он обманул мои надежды. Это мой последний шанс. Поймите, — на глазах ее блеснули слезы.

— Я все понимаю, и очень рада за вас, — Джилл едва заметно усмехнулась. — Но что вы от нас хотите? Свадебный подарок? Я думаю, мама пришлет вам деньги на него. Не волнуйтесь. В чем дело?

Ильзе помолчала, глядя в пол, видимо, собиралась с духом.

— Я хотела просить, — решившись, произнесла она, — чтобы ваша мать взяла к себе моего сына.

От неожиданности Джилл отпрянула, глядя на Ильзе с явным осуждением. Увидев ее реакцию, Ильзе поспешно пояснила:

— He насовсем, конечно — на время. Я понимаю, вы обе очень заняты. Но мой будущий муж, он очень плохо относится к нацистам. Его родственники погибли в лагере. Но я считаю, что нельзя начинать совместную жизнь со лжи, и я рассказала ему честно, кем был Вальтер. Он однозначно сказал, что я не могу отвечать за мужа, он любит меня, готов забыть мое прошлое, то, что я была женой нацистского генерала. Но Клауса он воспитывать не будет. Я должна избавиться от него любыми путями. Что мне делать?

— То есть вы не должны отвечать за бывшего мужа, а Клаус, ребенок, должен отвечать за отца? — Джилл спросила с возмущением, даже с ненавистью. — Вы сами-то понимаете, что говорите, фрау? В чем виноват Клаус? Во время войны ему было три-четыре года. И что это за любовь такая, которая требует принести в жертву ребенка? Вы знаете, — Джилл встала и направилась к двери, давая понять Ильзе, что разговор закончен и она предлагает ей уйти. — Я не могу ничего ответить. Вы просите меня понять, но и вы поймите, содержание ребенка требует денег, я не распоряжаюсь финансами. Вам придется подождать маму.

— С тем она и ушла, — рассказывала Джилл, когда после ужина Клаус уже отправился спать и они с Маренн остались одни. — Я была потрясена, мама. В чем вина Клауса? В том, что он был сыном немецкого генерала? И она, его мать, допускает, чтобы с ее ребенком так обращались? Она совсем не переживает смерть Вальтера. Она даже рада, что от него избавилась.

— Я думаю, так и есть, — Маренн кивнула, задумчиво глядя на огонь в камине. — Она никогда не любила его. Да не только его, и Клауса тоже. Не способна любить никого, кроме самой себя. Не могу себе представить, как она будет счастлива без него. Но она, видимо, представляет это хорошо. И что было дальше? — она взглянула на дочь. — Она все-таки привела его?

— Привела! — Джилл насмешливо улыбнулась. — Подбросила, если так можно выразиться. Точно завалявшуюся вещицу. На следующее утро, — она придвинулась к матери, положив голову ей на плечо. — Я уже собиралась ехать в Париж, вдруг Женевьева говорит мне — за оградой стоит какой-то мальчик. Она подошла, спросила, что ему нужно, а он плачет и говорит только одну фразу по-французски: «Же ве вуар мадемуазель Жиль». Я сразу поняла, что это Клаус, и побежала к нему. Мама, мама, — Джилл смахнула слезы со щеки, — если бы у меня остался ребенок от Ральфа, я бы никогда… Никогда. Мне бы было легче теперь жить.

— Успокойся, успокойся, — Маренн ласково погладила ее по волосам. — Ты и фрау Ильзе — это совершенно разные люди. Ты любила Ральфа, она же никогда не любила Вальтера, только использовала его положение. Не думаю, что она найдет счастье с человеком, который заставил ее так поступить с ребенком. Но, может статься, он здесь и ни при чем, это ее решение, просто она не отважилась признаться тебе в этом. Впрочем, это ее жизнь. Нам надо думать о себе и о Клаусе теперь.

— Мне пришлось позвонить в министерство, — продолжала Джилл, — сказать, что я задержусь. Ты знаешь, мама, Клаус не плакал и не спрашивал, куда уехала мама и когда она вернется. Мне кажется, он все понял. Он мне сказал, что все равно не поехал бы с ними. «Они оба ненавидят моего папу». Так и сказал, понимаешь?

— А что же удивительного? — Маренн пожала плечами. — Они не скрывали своего отношения, и было бы хуже, если бы Клаус остался с ними.