Доктор Х и его дети

– Сначала повышают давление частым дыханием: один садится на корточки спиной к стене и дышит часто, по-собачьи. Второй, помощник, стоит рядом и затягивает на шее веревку или ремень, а потом вовремя удавку ослабляет. Механика понятна: гипоксия, краткосрочная ишемия мозга, потеря сознания на несколько секунд. На этом фоне могут появляться галлюцинации: кто-то видит Эйфелеву башню, кто-то мчится в звездолете на Марс… Когда удавку снимают, к мозгу резко приливает кровь – вот тебе и особые ощущения, состояние эйфории у этих космических ковбоев, вернувшихся с седьмого неба. Высшим пилотажем считается получать кайф в одиночку, самостоятельно затягивая на шее удавку, – это сложнее и опаснее, с седьмого неба можно и не вернуться. И этой милой забаве предаются целыми классами, обычные дети, которым нечем себя занять, но уже хочется получить от жизни чего-то эдакого.

– Да уж, детские шалости… – Славыч допил пиво и заказал еще. Христофоров последовал его примеру, хотя и знал, что не стоило бы.

– Почему же только детские? – невозмутимо сказал он. – Вот ты фильм «Убить Билла» видел?

Славыч попытался что-то такое припомнить и неуверенно кивнул.

– Билла тоже «собачий кайф» убил? – сделал он осторожное предположение.

Христофоров в восторге хлопнул себя по ляжкам: такой прозорливости от Славыча он не ожидал.

– Да вроде того! Ну, то есть в фильме его баба заколола, но актер, который его играл, сам себя в семьдесят два года задушил по неосторожности.

– Как это? – не поверил Славыч.

Принесли пива, и Христофоров продолжил ликбез.

– Поехал мужик фильм в Таиланд снимать. Нашли повешенным в гостиничном номере, в шкафу. Думали, убийство – так в номер никто не входил. Думали, самоубийство – так уж больно мудреное: одна веревка на шее завязана, а другая – на члене. Экспертиза показала: аутоасфиксиофилический несчастный случай во время специфического самоудовлетворения. Это не совсем «собачий кайф», конечно. Мужик хотел не обморок словить, а банально кончить.

– Банально, – хмыкнул Славыч. – Лучше бы таечку снял. Их там пруд пруди на каждом углу. Зачем в шкаф-то лезть…

– Небанально, – согласился Христофоров. – Творческий человек не ищет легких путей. Неужели он за свои семь десятков таечек не видел?

Славыч подумал, что и не смотрел «Убить Билла», и теперь уже не будет. Он против шкафов и веревок в Мекке секс-туризма, это же тебе не глухая российская деревуха, да и в ней-то здоровый представитель нации вышел бы из положения…

– Revenons nos moutons[4], – сказал Христофоров, вспоминая, как схватил на четвертом курсе трояк по французскому и лишился стипендии, пришлось брать больше смен в «башне смерти». Славыч тогда воспользовался миниатюрными, исписанными вязью латинских букв шпаргалками и получил пятерку.

– Да, вернемся. Значит, твой Ванечка тоже увлекся собачьим кайфом?

– Еще как. – Христофоров отправил в рот гренку с чесноком и почесал бороду. Исторический экскурс позволил ему собраться с мыслями, и теперь медленно, но верно разговор должен был перейти к главному. – Уж не знаю, кто его надоумил, да это и неважно: дурное дело – нехитрое. Друзей у него не было, тренироваться он стал сразу на себе. Однажды после очередного «сеанса» случился судорожный приступ, тогда его нашел старший брат, и Ванечка впервые попал под наблюдение психиатров.

Выйдя из больницы, он не оставил своих увлечений и продемонстрировал опекунше правдивость поговорок: «Что в лоб, что по лбу» и «Горбатого могила исправит». В нем как будто действовала заложенная программа: хладнокровно вершить судьбы. Творить зло его душе было так же естественно, как телу – есть, пить, вдыхать кислород, выдыхать углекислый газ и испражняться.

Кошек в микрорайоне теперь выводили гулять на поводке, как собак. Одноклассники мальчика сторонились. Опекунша боялась оставить девочку без присмотра после того, как та вырвалась от Ванечки, лишив его возможности поставить с помощью сестры рекорд – доставить собачий кайф четырехлетнему ребенку.

Она попыталась отказаться от Ванечки, но органы опеки не отступили от мушкетерского принципа, ясно дав понять тетке, что если она не справилась с добровольно взятой на себя обязанностью воспитания детей, то – всех троих. А значит, и в детский дом отправятся все трое. Рассказы о поведении Ванечки и выданная местными психиатрами справка, подтверждавшая факт нахождения в больнице, роли не сыграли: в конце концов, она знала, что берет в семью педагогически запущенного ребенка.

Время шло, а Ванечка не менялся. Ванечка не менялся, а время шло. И осталось его совсем мало – срок пребывания Ванечки в стационаре подходил к концу, Христофоров и так растянул его ожиданием действия подобранной терапии, хотя точно знал: нет лекарств, способных вылечить душу. Помог и ко времени объявленный карантин по ветрянке. Однако вечно держать мальчика в больничных застенках он не мог, как не мог и заколоть его до состояния растения – грехи Ванечки были еще не настолько велики.