В качестве закусок (и дани названию гостиницы), гостям предлагались тартифлетт или раклет на выбор, которые повар «Швейцарии» превратил из крестьянских закусок в шедевры высокой кухни. Из супов можно было отведать крем де Бари или же борщ. На горячее подавалась курица-пулярд или паровая стерлядь. Аккомпанементом кухне служили красные и белые вина, в зависимости от выбранного блюда. Другими словами – голодным или же недовольным не ушел бы отсюда никто.
Фальк, памятуя о просьбе урядника, старался не слишком увлекаться ужином и беседой с Лидией. Доктор поглядывал по сторонам и прислушивался к разговорам окружающих, но, вопреки опасениям Сидорова, никто из гостей не казался налетчиком, готовым достать из-под стола револьвер и приказать собравшимся оставаться на местах.
Больше всего внимание Василия Оттовича отвлекал молодой автомобилист Кулыгин, который беззастенчиво строил глазки Шевалдиной. Особенно мерзким (и суггестивным) в его исполнении выглядело обгладывание куриных косточек. Лидия за месяц знакомства с Фальком успела понять, что, несмотря на непроницаемое выражение лица, доктор эмоции испытывал и иногда не стеснялся давать им выход. А потому, когда Василий Оттович уже готов был подняться и прогуляться до кулыгинского стола, она накрыла его ладонь своей и тихо прошептала:
– Он, конечно, отвратителен, но, поверь, твоего внимания он просто не заслуживает.
Фальк в очередной раз порадовался за то, насколько благоразумная спутница ему досталось. А заодно постарался припомнить, когда он в последний раз был готов вызвать другого человека на дуэль из-за дамы. Выходило, что и тут Лидия Николаевна оказалась первой и единственной.
Василий Оттович, однако, не был одинок в своем желании устроить стычку с одним из гостей. Лукьяновы старались сохранять чинный и пристойный внешний вид, однако голоса их становились все громче. Причем не сказать, что в качестве громоотвода для их раздражения выступало какое-то конкретное лицо. То есть, Валентин Карпович и Ольга Константиновна, конечно, единым фронтом бомбардировали огненными взглядами купца Беседина, но в какой-то момент дама, судя по жестам и направлению взгляда, позволила себе некий комментарий в адрес Елены Михайловны. Ответ Лукьянова, несмотря на показное отсутствие интереса к Гречихиной, был краток. Лицо Ольги Константиновны стало пунцовым, однако она смолчала.
Наблюдение за ними прервал грохот бьющейся посуды. Василий Оттович обернулся и успел увидеть, как один из официантов «Швейцарии» с похвальной ловкостью уворачивается от взмаха тяжелой трости Григория Борисовича Сиротова. Под ногами у них лежали осколки разбившейся супной тарелки.
– Ах ты раздолбай криворукий! – воскликнул партнер бывшего хозяина «вина кометы», повторно замахиваясь головой льва. Но на помощь официанту уже спешил лично Виктор Львович. Он вежливо, но твердо встал между сотрудником и Сиротовым, елейным голосом пообещал, что беспорядок будет убран сей же час, и поинтересовался, не доставил ли сей конфуз каких-либо неудобств уважаемому гостю. Григорий Борисович пробурчал что-то в ответ, но слегка остыл и сел обратно на свое место. Трость он прислонил к стене рядом с собой.
Удовлетворенный разрешившимся конфликтом, Козлов вновь исчез из виду, несомненно, наблюдая за прогрессом гостей по части поглощения многочисленных яств. Когда собравшиеся разделались с десертом (шарлот-глясе из фисташкового мороженого), Виктор Львович вернулся в центр внимание. Он опять занял место за кафедрой, поставил бутылку «вина кометы» рядом с собой и торжественно откашлялся.
– Итак, господа, настал момент, ради которого, полагаю, мы все здесь собрались. Обратите внимание, что рядом с каждым из вас находится табличка с индивидуальным номером. Ежели вы решите принять участие в аукционе и поддержать запрашиваемую сумму, я попрошу вас поднять табличку так, чтобы я ее видел. Зрение у меня орлиное, не извольте беспокоиться. Засим – начнем торги, господа. Если мне не изменяет память, мы начинаем с суммы в двести рублей?
Кажется, в этот момент в зале взметнулись все таблички до единой. Фальк и Лидия переглянулись и смущенно опустили свои, сопровождаемые ехидным смехом Неверова.
– Кто готов повысить ставки? Двести десять? Двести десять, господа? – меж тем продолжал Виктор Львович.
Таблички взмывали в воздух быстрее, чем Козлов успевал озвучить новую цену, однако так продолжалось не долго. Когда прозвучала цифра «триста», желающие, один за другим, начали по одному выбывать из гонки. Вскоре потихоньку начала оформляться группа лидеров, между которых и развернулась самая отчаянная борьба.