Впрочем, я понимал, что своим настроением обязан в значительной степени инциденту с Мирзом. Стоя на краю тротуара в ожидании зеленого света на переходе, я размышлял, что с ним происходит. Редкое расследование протекает гладко, и преодоление неожиданных препятствий — часть нашей работы. У юного тафономиста хватало необходимых навыков, и даже отсутствие опыта вряд ли мешало ему слишком сильно. Если, конечно, он готов признаться в этом хотя бы себе. Однако я подозревал, что чрезмерное эго может сильно затруднить это. А в сочетании со склонностью теряться в сложных обстоятельствах оно становилось прямо-таки разрушительным. Вопрос заключался только в том, мог ли я что-либо с этим поделать.
Телефон зазвонил, когда я переходил дорогу. Я задержался под козырьком магазина, чтобы ответить на звонок; номер, высветившийся на дисплее, был мне незнаком. Однако голос, донесшийся из динамика, я узнал сразу.
— Алло! Доктор Хантер? Это Адам Одуйя. Я не помешал вам?
Я даже не стал спрашивать, откуда у него мой номер: он сам говорил раньше, что у него есть свои источники информации.
— Это имеет отношение к расследованию?
— Даю вам честное слово, нет. Я звоню вам по совершенно другому поводу.
Я выглянул из-под козырька. Моросивший дождь превратился в полноценный ливень.
— Ну ладно.
— Когда мы с вами общались пару дней назад, я упоминал о том, что хотел бы побеседовать с вами по одному вопросу. Уверяю вас, к Сент-Джуд он не имеет ни малейшего отношения. У вас не нашлось бы времени сегодня, во второй половине дня, чтобы встретиться со мной?
Я вздохнул. После приключения с Мирзом в пабе мне не хватало только еще разговора с Одуйей. Однако и отказывать ему, даже не узнав, в чем заключается вопрос, я тоже не мог. Даже если его методы не вызывали у меня симпатии, цели заслуживали уважения.
— А в чем дело? — осторожно спросил я.
— Как вы относитесь к работе на общественных началах?
В прошлом мне приходилось заниматься такого рода работой, но все зависело от характера расследования. В особенности если предложение исходило от Одуйи.
— Мне нужно знать больше.
— Я пытаюсь запустить апелляционный процесс по делу человека, десять лет назад обвиненного в убийстве, которого, как я убежден, он не совершал. Полагаю, улики против него не вызывают доверия, особенно в том, что касается нанесенных жертве травм. Хотелось бы, чтобы вы ознакомились с материалами дела и высказали свое мнение.
Я молчал.
— Я понимаю ваши сомнения, — продолжил Одуйя, и я представил его хитрую улыбку. — Вполне естественно, вам не хотелось бы иметь дело ни с чем, что могло бы бросить тень на вашу работу с полицией. Но вот вам мое слово, это совершенно иной случай. Я хотел подождать с этим до тех пор, пока улягутся страсти по Сент-Джуд, однако мой клиент уже дважды пытался покончить с собой, и его родные боятся, что он повторит попытку. Денег у них немного, но, если нужно, я готов договориться о небольшой плате — хотя бы о компенсации расходов.
— Не в деньгах дело. Просто мне нужно знать больше, прежде чем вовлекаться во все это.
— Разумеется. Именно поэтому мне и хотелось бы встретиться с вами — обсудить ситуацию подробнее.
Дождь стекал с обреза козырька мне за шиворот. Я отступил к двери, прикидывая, много ли осталось работы в морге. Не слишком много, но я собирался тщательнее изучить зубной протез из бойлера.
— В ближайшие часа два или три не могу, — произнес я.
— Тогда ближе к вечеру. В любое удобное вам время и место.
— Мы могли бы встретиться после работы. Сейчас я в морге на Карлайл-стрит…
— Рядом с залами судебных заседаний. Я знаю это место. Провел там много времени, когда занимался адвокатской практикой. Это недалеко от метро, и там есть паб "Пух и перья". Мы могли бы встретиться там, скажем… в семь часов?
Одуйя назвал тот самый паб, в котором я напоролся на Мирза. Однако место было удобное, и это оставляло мне достаточно времени. Я думал, мое согласие удовлетворит Одуйю, но он еще не закончил.
— А как дела у Гэри Леннокса? — спросил Одуйя.
— По-моему, мы не собирались говорить о Сент-Джуд?
— Да, но мне все равно хотелось бы знать, что с ним. Вы ведь, наверное, слышали, что больше я не представляю Гэри и его мать.
— Что случилось? — Уорд сказала мне, что Одуйя уволен, но не объяснила почему.
— У Лолы сменилось настроение, и она предпочла государственного адвоката. Решила, что так ей… привычнее.
По опыту моего общения с Лолой я мог бы ожидать чего-то подобного. И я не видел особого вреда в том, что Одуйя узнает о состоянии ее больного сына.
— Последний раз, когда я о нем слышал, дела у него обстояли неважно.
— Жаль. Безотносительно к тому, как все обернется, это очень печально.
Не то слово.
— Родителям Кристины Горски известно об этом?
— О том, что я пытался помочь беспомощному человеку и его пожилой матери? — Голос Одуйи звучал не сердито, скорее устало. — В этом нет тайны. Официально я даже не представлял интересов Сандры и Томаса, так что конфликта интересов не было.
Я шагнул в сторону, пропуская в магазин покупателей.
— Меня беспокоило больше вмешательство в попытки полиции найти убийцу их дочери.