Справились, как же иначе? Каких-то десять часов – и всех, кто был жив, развезли по больницам. Отправляли как по земле, так и по воздуху, на вертолетах. Четырнадцать человек, «самых-самых», как говорил Шавельский, забрали в Москву.
Сделал дело – гуляй смело. Перед тем как разъехаться по домам, Данилов и Ломакин решили подзаправиться в недавно открывшемся на вокзальной площади кафе: после стольких суток питания на ходу и кое-как постоянно хотелось есть. К ним присоединился Волков, который тоже решил поехать домой на электричке. Вообще он ездил на белой «Нексии», но, будучи сильно уставшим, за руль садиться не рискнул – глаза слипаются.
После супа отмякшего душой Ломакина потянуло к высоким материям.
– Лет тридцать – сорок назад врач по умолчанию являлся по-настоящему культурным человеком, – без какого-либо вступления начал он, – обладавшим интеллектом, широким кругозором и разносторонними знаниями. Врач был интеллигентом настоящим.
– Интеллигент, Коля, это не только интеллект… – заметил Данилов, которому было все равно о чем разговаривать, лишь бы ненароком не заснуть прямо за столом.
– Не цепляйся к словам! – отмахнулся Ломакин. – Лучше следи за мыслью. Я хочу сказать, что врачи были образованными и всесторонне развитыми людьми. Они знали свое дело, но, кроме этого, разбирались в искусстве, хорошо знали историю, могли поддержать разговор на любую тему.
– Даже на тему синтеза полиядерных соединений переходных металлов с анионами фосфоновых кислот? – поддел Данилов.
– Сам-то хоть понял, чего сказал? – язвительно поинтересовался Ломакин. – Ехидна! Не желаешь слушать – не надо!
– Хочу, – ответил Данилов, – просто настроение хорошее, вот и тянет пошутить.
– А с чего оно у тебя хорошее?
– Да просто с утра еще никто не испортил и сутки беспробудного сна впереди. Так что там насчет высокообразованных врачей?
– А то, что подобные люди выродились! – Ломакин рубанул в воздухе ладонью. – Выродились интеллектуально! Н у, не все, конечно, но процентов на девяносто точно. Что такое врач в наше время? Это уже не интеллектуал, а ремесленник. Дело свое он знает, если еще знает, но и только: больше ни в чем не разбирается и не хочет этого делать. Потому что неинтересно, да и незачем. Причем я уверен, что все проблемы современной нашей медицины грубость, поборы, бездушие – являются следствием общей деградации. Чем больше человек развивается, тем лучше он становится, пусть даже и неосознанно.
– Не согласен. – Данилов покачал головой. – Неужели ты, Коля, не встречал по жизни образованных интеллектуалов, которые с человеческой точки зрения были законченными мерзавцами и подлецами? Да и обобщать бы я не стал…
– Ты меня не так понял.
– Как ты сказал, так я и понял. Верно, Леша?
– Я не особо вникаю в тему, – признался Волков. – Но если Коле для хорошего самочувствия надо поворчать, пусть, я не против.
– Я говорю о тенденциях, о явлении вообще, а не о частных случаях. Я размышляю о деградации нашего общества. Такое происходит у всех: и врачей, и педагогов, и инженеров…
– Инженеры не деградируют, – заметил Волков. – Они вымирают. Раньше их было море, а сейчас я – единственный инженер на всю нашу шестнадцатиэтажную башню. Все остальные – менеджеры, водители и охранники. Лампочку правильно вкрутить не могут – прибегают за помощью.
– Ну, про лампочку ты, Леша, загнул, – не поверил Ломакин. – Ее даже обезьяны умеют вкручивать.
– За обезьян подписываться не стану, скажу про соседа. Сорок лет мужику, менеджер по продаже чего-то оптового. Приходит на прошлой неделе: «Алексей, не посмотрите ли, в чем дело, замучался в люстру лампочки вкручивать, тут же перегорают». Иду. Смотрю. Все верно – люстра старая, в каждом патроне на контактах по сто грамм нагара, следовательно, будет искрить. Современные лампочки очень нежные, не выносят такого обращения. А вы говорите…
– И что же? – поинтересовался Ломакин.
– А что сосед? – Волков пожал плечами. – Он наслаждается жизнью: купил новую люстру, я же ему ее повесил. Все хорошо, что хорошо кончается. – Волков попробовал апельсиновый сок и неодобрительно скривился. – Нет, это не молочный коктейль за пять долларов…
– Тут весь обед столько стоит, – усмехнулся Ломакин. – А мир катится в тартарары, что, разве не заметно?
Данилов не стал спорить. Имеет право Николай Захарович с устатку видеть все в черном свете. Ничего, вот выспится, сходит в баню, попарится от души, и все встанет на свои места. А сейчас можно допустить, что мир действительно катится в тартарары. В конце концов, наша планета несется в космическом пространстве вместе с другими. Куда несется? Кто ее знает? Может, в эти самые тартарары…
– Как это я забыл? – Ломакин шлепнул себя ладонью по лбу. – Ехал на работу – помнил, а когда на Сахалин летели – уже нет. А может, вы и в курсе, если репортажи из зала суда смотрите.
– Я равнодушен к этому виду искусства, – сказал Данилов.
– А я зомбоящик вообще не смотрю, – хохотнул Волков. – Мне теща все рассказывает.
– Фильмы тоже? – поинтересовался Данилов.