Диспетчер Света Михальчук в перерывах между приемом и передачей вызовов печатала коллективное письмо в защиту главного врача и сожалела о том, что Владимир Александрович женат. Света влюбилась в Данилова с первого взгляда, но старалась никак не выдавать своих чувств. Любовь к женатому мужчине, да вдобавок к начальнику, казалась Свете вдвойне неправильной.
Света скрывала свои чувства, но по эмоциональному накалу составленного ею письма о них можно было догадаться. Правда, никто не догадался. Сотрудники «скорой» подписывали письмо не читая, потому что доверяли Свете, а в департаменте привыкли оценивать только факты, а не эмоции. Начальник управления организации медицинской помощи Гафарова подчеркнула несколько мест красным карандашом и положила письмо в особую папку, в верхнем правом углу которой была выведена буква «Д». Данилов и предположить не мог, что удостоился такой чести, как персональная папка сразу у трех начальников в департаменте здравоохранения – у Эллы Аркадьевны, у Каркуловой и у Гафаровой.
Глава тринадцатая
Виньетка ложной сути
Во время работы на московской «скорой» Данилов больше всего не любил вызовы в метро. В метро всегда много народу, а каждый второй у нас – великий знаток медицины и советчик. Не столько работаешь, сколько отбиваешься от советчиков. Порой приходилось отбиваться в прямом смысле слова, когда доброхоты пытались повернуть пациенту голову «чтобы ему было удобнее» или еще как-то пытались принять непосредственное участие в процессе. На улице проще – сразу загрузил в машину, закрыл двери и лечи без зрителей. На станциях метрополитена лечить часто приходилось на месте, при всем честном народе, потому что до машины было очень далеко.
Однажды, давным-давно, когда еще была жива мать, Данилову пришлось выступить в школе перед детьми. Один-единственный раз, по просьбе матери. В лицее проводили месячник профориентации, и каждый день перед детьми выступал представитель какой-нибудь профессии с рассказом о своем нелегком и нужном людям труде. Зная о том, что сын русички Светланы Викторовны работает на скорой помощи, директриса лицея попросила его выступить. Данилов попытался было отказаться, но мать настояла, потому что ей было неловко перед директрисой. Немного поспав после отвратительнейшего дежурства, закончившегося на два часа позже расчетного времени из-за госпитализации гемофилика на другой край города, Данилов предстал перед учениками старших классов. Мать просила надеть костюм с галстуком, но Данилов явился в лицей в своем любимом свитере. Мало того что он очень стеснялся предстоящего выступления, поскольку оратор из него был никакой, так еще и костюм будет мешать с непривычки (Данилов в ту пору из одежды признавал только футболки-свитера, джинсы и кроссовки). Для того чтобы выступавшим было легче, завуч задавала им вопросы. Лучше бы молчала, потому что вопросы были дурацкими. Данилов давно забыл, о чем его спрашивали, но один вопрос накрепко врезался в его память. Видимо, потому, что он был задан последним, а последние фразы, как известно, запоминаются хорошо.
– Благодаря Владимиру Александровичу мы узнали, какая трудная работа у медиков скорой помощи, – хорошо поставленным голосом педагога в седьмом поколении вещала завуч. – Скорая помощь помогает нам, а мы должны помогать скорой помощи. Владимир Александрович, давайте представим такую ситуацию – ребята идут по улице и видят, как вы оказываете человеку помощь. Как ребята могут вам помочь? Как надо вести себя в такой ситуации?
– Проходить мимо, не останавливаясь! – выпалил Данилов. – Молча. И желательно смотреть в другую сторону. Я, например, не люблю, когда на меня пялятся.
Ученики, до сих пор жадно евшие Данилова глазами, как по команде уставились куда-то в сторону. Мать, сидевшая в первом ряду, нахмурилась и погрозила Данилову пальцем. Дома она попыталась ему выговорить, но Данилов сказал, что если какой из заданных ему вопросов и был дельным, так только последний. И ответил он на него правильно. Увидел «скорую» – чеши мимо. Будет нужно носилки тащить, тебя окликнут.