— Кстати, по поводу инвазивной вентиляции, тебе может пригодиться. Я как раз сегодня статью читала в «Журнале Американской медицинской ассоциации», так там было сказано, что в Нью-Йорке смертность у пациентов с коронавирусными пневмониями, которые находились на инвазивной вентиляции, составила восемьдесят восемь процентов с хвостиком. Сейчас ссылку тебе скину…
— Не надо, я такие доводы использовать не собираюсь.
— Почему? — удивилась Елена. — Это же очень убедительно и журнал солидный.
— Это — спекулятивная демагогия, — ответил Данилов. — Разумеется, смертность среди пациентов, находящихся на инвазивной вентиляции будет высоченной, потому что при коронавирусных пневмониях через трубку подключаются только самые тяжелые. Это логично, но не может служить доводом в пользу «масочной» вентиляции. Все равно что сказать: «среди тех, кто госпитализирован по «скорой» смертность выше, чем среди тех, кто госпитализирован в плановом порядке поликлиническими врачами, поэтому старайтесь госпитализироваться планово».
— Не поняла твоей логики, но это не важно. Переубеждать не стану, ибо знаю, что бесполезно. Скажи лучше, а как ты собираешься оправдываться? И второй вопрос. Трубочки — это единственная придирка?
— Я тебе копию своей объяснительной пришлю, когда она будет готова, — пообещал Данилов. — Если у тебя все, то я отключаюсь, дел невпроворот.
— Вова! — строго сказала жена. — Ты не ответил на второй вопрос!
— Не единственная. Они явились около полудня, попали на аврал и повели себя очень грамотно. Пока один фотографировал нарушения в зале двое занялись наркотой… Разумеется, нашли израсходованное, но пока еще не вписанное, потому что руки не дошли.
— Много?
— Две ампулы.
— Чего?
— Лен, я тебе и вторую объяснительную пришлю! — раздраженно сказал Данилов. — Вместе с поминутным расписанием действий персонала, которое мы подпишем всей сменой. Я как раз сейчас над этим работаю.
— Не злись, пожалуйста, я же за тебя волнуюсь.
— А что со мной может случиться? Ну — дадут выговор. Ну — снимут с заведования. Переживу, не впервой огребаю ни за что. Пока.
Про третью придирку Данилов рассказывать жене не стал, потому что она была не просто идиотской, а маразматической. «Одевальщица» Елена Борисовна машинально вместо «Данилов» написала на защитном комбинезоне «Аднилов». Кроме департаментских чиновников на это никто и внимания не обратил, потому что случай был не единственный, как минимум раз в неделю кого-то подписывали с ошибками. Ничего страшного, всем и с ошибками понятно кто есть кто. Но предводитель проверяющих сфотографировал спину Данилова и написал в акте: «находился в реанимационном зале с чужой фамилией на комбинезоне». Маразматический маразм! Мама, скорее иди сюда, мы шпиона поймали! Данилов потребовал добавить: «но имя, отчество и должность были указаны правильно». Предводитель покочевряжился, но дописал…
Валерий Николаевич не знал, кого ему рвать на мелкие кусочки и куда эти кусочки швырять. Господи, да что же это такое?! Шесть с половиной лет руководить больницей, сделать из того г…на, которое она собой представляла в тринадцатом году, настоящую конфетку, тщательно просеять кадры, держать всегда руку на пульсе, подготовить переход в департамент и получить такой удар!
Удар мог оказаться роковым, и Валерий Николаевич прекрасно это сознавал. Громкий скандал, а оправдаться нечем — кругом виноваты.
Дура Лахвич поторопилась избавиться от пациентки, у которой не подтвердился диагноз коронавирусной пневмонии. Она ее и не смотрела толком и уж, тем более, не расспрашивала. Глянула на томографическое заключение и подписала выписной эпикриз. А пациентка взяла, да умерла возле собственного подъезда спустя час после выписки.
Дураки концы в воду прятать не умеют. Он их так прячут, что концы на метр из воды высовываются. Разумеется, Лахвич в первую очередь подумала о инфаркте или инсульте, как о наиболее вероятных причинах внезапной смерти. Разумеется, никакой кардиограммы в день выписки не снимали — зачем ее снимать, если пациентка не жалуется на сердце? Довольно и вчерашней, которую сняли при поступлении. Разумеется, Лахвич решила подстраховаться. Сбегала к заведующей отделением функциональной диагностики Кирсановой, подруге своей закадычной, попросила у нее нормальную кардиограмму и вклеила эту кардиограмму в историю болезни Скурмажинской, как снятую в день выписки. Задним числом вписала назначение и через функциональную диагностику провела. А вот показать подруженции своей настоящую кардиограмму Скурмажинской, чтобы та подобрала что-то максимально похожее, Лахвич не догадалась. Схватила первую попавшуюся, идиотка этакая. Это бы еще ладно, всегда можно сослаться на то, что медсестра перепутала фамилии, когда подписывала кардиограммы. Может же человек ошибиться, особенно при большой нагрузке. Но конец неприятной истории оказался много хуже ее начала.