Доктор Данилов в ковидной больнице

Официальный рабочий день заведующего отделением был восьмичасовым. Решай самостоятельно, сколько времени проводить в красной зоне, то есть в реанимационном зале, а сколько в чистой — в своем кабинете. Главное, чтобы в отделении был порядок. Но Данилов сразу же решил подстроиться под дежурства сотрудников, так было правильнее. Отработав в Зоне с восьми утра до двух дня (по факту обычно получалось до трех), он до восьми вечера занимался делами в своем кабинете, а в восемь часов снова шел в Зону и оставался там «по потребности». В лучшем случае — часов до одиннадцати, но чаще всего отбывал полную смену до двух часов ночи, потому что по вечерам были большие поступления. Так уж устроены люди — с утра они терпят, успокаивают себя мыслью о том, что «может все и обойдется», а ближе к ночи вызывают «скорую». Правило это нарушается только один день в году — тридцать первого декабря, когда вечером вызовов бывает ничтожно мало. Но зато после двух часов ночи они обрушиваются лавиной.

В семь утра телефон хрипел сердитым голосом: «Вставай лежебока!», но Данилов к тому моменту успевал проснуться и обдумать план действий на ближайшие шесть часов. На большее загадывать не стоило, да и в ближайшие планы жизнь постоянно вносила коррективы. Коронавирус, издалека казавшийся чем-то вроде гриппа, при ближайшем рассмотрении оказался той еще бякой. Помимо легких, он поражал другие органы, портил стенки сосудов, выводил из строя эритроциты, нарушал свертываемость крови и делал все это не по-джентльменски. Если при пневмониях, вызванных другими возбудителями, состояние пациентов ухудшалось постепенно, то коронавирус буквально обрушивал состояние. Лежит пациент спокойно, разговаривает, дышит самостоятельно, но вдруг вздрогнет, закроет глаза и перестанет дышать… Все, приехали. Реанимационное пособие в девяти случаях из десяти оказывалось неэффективным.

— Восемь врачей на двадцать четыре койки? — удивилась Елена в самом начале работы мужа в больнице. — Хорошо живете!

— По-хорошему надо было бы двенадцать, — ответил Данилов. — Опять же, хорошо, если из этих восьми хотя бы половину составляют реаниматологи, а то ведь бывает так, что спецов всего трое, если и меня посчитать, а остальные — с бору по сосенке, кто из неврологической ординатуры, кто из приемного покоя, но хуже всего, если инфекционисты.

— Хуже? — переспросила Елена. — Или я ослышалась.

Данилов общался с женой по скайпу из своего кабинета, за дверью которого кипела шумная больничная жизнь, поэтому разговаривать можно было свободно — из коридора никто не подслушает, это вам не гостиница. Так что можно было выразить свое мнение об инфекционистах без купюр, что Данилов и сделал.

— Будь моя воля, я бы двух инфекционистов менял бы на одного непрофильного ординатора, — сказал он. — Инфекционисты считают, что они тут самые главные — заболевание-то инфекционное. Но далеко не каждый инфекционист хорошо разбирается в вирусологии. Если человек двадцать лет проработал в отделении кишечных инфекций, то что он может понимать в лечении вирусных пневмоний?

— Ничего.

— Вот и я о том же, но он же дает советы, вмешивается в назначения, спорит, пытается что-то доказать. Он же — инфекционист! Профи! А даже если и вирусолог, то что с того? Заболевание-то совершенно новое, неизученное, все рекомендации сырые. Ориентируемся на текущий момент и додумываем на ходу. Никакой вирусолог, будь он даже семи пядей во лбу, не может дать точный прогноз по пациенту. Но он же вмешивается… Короче говоря, я установил в отделении диктатуру, которую один товарищ назвал «культом личности». Самый главный — это я и все мои распоряжения в Зоне выполняются беспрекословно. Обсуждения, разъяснения, дискуссии — это после смены. На втором уровне стоит старший реаниматолог смены. Его распоряжение могу отменить только я, остальные должны повиноваться. Третий уровень — это врачи-реаниматологи, распоряжения которых обязательны для приданных врачей.

— А что реально делают приданные врачи?

— Я ж тебе только что объяснил! — усмехнулся Данилов. — Выполняют распоряжения старших товарищей. Наблюдают за пациентами, ассистируют при манипуляциях, общаются с отделениями, заполняют документацию… Мне повезло, — Данилов изобразил пальцами двух «зайчиков», символизирующих кавычки, — среди приданных врачей есть доцент-хирург, золотой скальпель нашей больницы, инфекционист с тридцатилетним стажем и бывший заведующий приемным отделением, которого сняли с должности накануне перевода больницы «на корону». Оцениваешь?

— Сочувствую, — Елена вздохнула и покачала головой. — А с реаниматологами все о’кей?

— Да, с ними все о’кей, — соврал Данилов, чтобы не расстраивать жену и не чувствовать себя нытиком.