Доктор Данилов в госпитале МВД

— Тебе, — подтвердил Данилов. — Но дело твое, если не хочешь, то можно и не учиться. Ко мне какие претензии?

— Претензии я уже озвучил!

— Виктор Владимирович! — Данилов перешел на подчеркнуто официальный тон. — Мне надо написать дневники и переводной эпикриз Зявкину. И вообще — я на работе. Если у вас все, то давайте на этом закончим, а то у меня от пустых разговоров голова болит.

Голова и впрямь стала тяжелой, и заломило в висках. «Ну и контингент у Константиныча, — подумал Данилов. — Дурак на дураке, и все такие гоношистые! Можно только посочувствовать!»

— Мне торопиться некуда, — ответил Чернов. — Пишите свои дневники, а потом мы продолжим.

«Ну ты, Витя, и дятел!» — восхитился Данилов.

Писать дневники в присутствии Чернова не было никакой охоты. Так ведь и сорваться можно, самообладание самообладанием, но держать себя в руках до бесконечности невозможно.

— Ладно, давай договорим сейчас, — вздохнул Данилов. — Что ты еще хочешь сказать?

— Я хочу сказать, что ты не так начинаешь, плохо начинаешь, а кто плохо начинает, тот плохо кончит!

Выдав это предупреждение, выдержанное в духе крестных отцов сицилийской мафии, Чернов замолчал. Данилов подождал несколько секунд, затем встал, взял со стола истории болезни и вернулся с ними на диван. Просить Чернова освободить стул или подвинуться, чтобы можно было усесться за стол на другом стуле, Данилову не хотелось. Ничего, дневники и на коленке написать можно.

Под тяжелым взглядом Чернова писать было не очень приятно, но что поделать — не выставлять же его за шкирку из ординаторской? Вот уж будет потехи на весь госпиталь — драка дежурных реаниматологов, битва титанов от медицины.

К третьему дневнику Чернов, должно быть, устал сверлить Данилова глазами. Он встал, достал из-под стола свой черный спортивный рюкзак, положил в него книгу, лежавшую на подоконнике (Данилов немного удивился тому, что в редкие минуты отдыха доктор Чернов читает Конфуция), потоптался, оглядываясь — не забыл ли чего, и вдруг выдал:

— Я, конечно, понимаю, откуда что берется, но все равно — так нельзя!

— Откуда же что берется? — спросил Данилов, продолжая писать.

— В вашем случае, — теперь Чернов решил перейти на «вы», — со «Скорой помощи». Вы ведь оттуда, не так ли?

— Отчасти. — Данилов закрыл историю болезни и поднял голову. — И что с того? Чем вам не нравится «Скорая помощь»?

— Скорая — питомник нахалов! — выпалил Чернов.

— А вы на «Скорой» не работали? — уточнил Данилов, подавляя желание продемонстрировать коллеге, до каких пределов может дойти нахальство бывшего выездного врача.

— Бог миловал! — как-то очень по-хамски ответил Чернов. — Я вообще ни дня не работал на «Скорой»! И не надо мне говорить, что я не вправе делать выводы — я много общаюсь с этой публикой. Все скоропомощники наглые, любят выпендриваться перед родственниками, а на самом деле…

Чернов махнул рукой, то ли горестно, то ли презрительно и быстро вышел, не дожидаясь ответа Данилова.

Кто только не критикует «Скорую», и коллеги-медики в том числе. К критике (на девяносто девять процентов — совершенно необоснованной) Данилов привык давно. Бывало, проскальзывали у врачей стационаров, которым «Скорая» привозила больных, выражения и покрепче тех, что употребил Чернов. Чернов, надо отдать ему должное, высказался довольно корректно. Данилов вспомнил доктора Спиридоненко, врача приемного отделения сто тридцать шестой больницы. Тот, если пребывал в плохом настроении, то есть по каким-то необъяснимым причинам дежурил трезвым, мог обозвать сотрудников «скорой» «тупыми кретинами», «извозчиками», «недоврачами» или еще как. Данилову он, правда, не хамил, берег здоровье.

Что делать с такими типами? Показывать вкладыш к диплому с оценками, чтобы доказать, что ты не «переползал с тройки на тройку»? Вызвать на научный диспут и задавить интеллектом? Набить морду? Увы, ничего не поможет — горбатого только могила исправит. Обзаведясь предрассудками, люди не склонны расставаться с ними. Но и молчать тоже нельзя — не встречая сопротивления, дураки борзеют и норовят сесть на голову. Хочешь не хочешь, а на место ставить приходится.

Общение с пациентами или их родственниками не раз оборачивалось для Данилова конфликтом с кем-то из коллег. Иногда люди, намеренно или случайно, что-то передергивают, иногда что-то домысливают, вот как сегодня Чернов. Нет, все-таки что ни говорите, а придем, придем мы к тому, что все врачи будут общаться с пациентами и их полномочными представителями только под включенный на запись диктофон. «Купить, что ли, диктофон? — подумал Данилов. — Всего каких-то три тысячи, а как удобно!»