— Я в курсе. — Доктор Чернов оказался тем самым третьим мужчиной с фотографии, только сейчас его лысину прикрывал мятый колпак. — Вы — Владимир Александрович, а я Виктор Владимирович, между собой, я думаю, обойдемся без отчеств. У нас, если вы успели заметить, принято без церемоний.
«Иногда даже чересчур без церемоний», — подумал Данилов, пожимая руку Чернова.
Внимание Данилова привлек стоявший на столе четырехрозеточный удлинитель, утыканный зарядными устройствами.
— Аккумуляторы заряжаю, — прокомментировал Чернов. — Плеер, фотоаппарат, фонарик… Батареек не напасешься. Начмед однажды увидел — выговор мне влепил.
— За что? — Данилов занялся раскладкой своего «суточного пайка» — бутерброды и банку шпрот (теплые шпроты — такая гадость, хуже вашей заливной рыбы!) убрал в холодильник, а пачку овсяного печенья — в шкафчик.
Для разогревания или даже приготовления еды в ординаторской имелась микроволновка, но Данилов на дежурствах привык питаться максимально просто, по принципу: «взял, откусил, положил и побежал работать дальше». Какой смысл тащить из дома в судках или банках обед из трех блюд и разогревать его или же связываться с готовкой на работе?
— За нарушение норм электробезопасности — эксплуатацию нелегального оборудования. Скинуться на электрический чайник и нещадно его эксплуатировать — это завсегда пожалуйста, а зарядку нельзя. Я попытался ему объяснить, что зарядки абсолютно пожаробезопасны, тем более что подключаю я их через качественный сетевой фильтр, но он и слушать не стал. Теперь я принципиально заряжаю аккумуляторы только на работе — хоть частично компенсирую материальные потери.
— Какие? — Данилов подошел к столу и просмотрел титульные листы историй болезни; знакомых пациентов не было — за время его отсутствия контингент обновился полностью.
— Неполученные премии. У нас жестко — получившие выговор на квартал лишаются всех премий, даже юбилейных.
— Жестко — это когда на год, на весь срок действия выговора, — сказал Данилов, вспомнив порядки на «Скорой».
— Если у нас за выговор будут лишать премий на год — все поувольняются нахрен. — Чернов включил чайник. — Побалуемся чайком до пятиминутки? У меня есть совершенно уникальный чай, который можно заваривать семь раз и всякий раз получать новый вкус!
— Я лучше кофе, — поспешил отказаться Данилов.
— Увы, вы не ценитель, — констатировал Чернов, но настаивать не стал.
Заварив чай, судя по цвету получившегося напитка — раз в пятый, если не в седьмой, Чернов начал рассказывать Данилову про больных.
— Минасян у нас впервые, кетоацидотическая кома, спасибо поликлиническому эндокринологу. Сейчас сахар одиннадцать, в сознании, уже хочет выписаться домой. Вы, кстати, в курсе, что мы никогда не выписываем больных из реанимации по собственному желанию? Переводим на отделение, и пусть они там разбираются.
— В курсе.
— Если эндокринологи будут вас доставать, шлите их… подальше.
— А чем они могут доставать?
— Вопросами и указаниями, чем же еще? — Чернов удивленно посмотрел на Данилова. — Второй диабетик у нас Петяева, переводом из отделения с нарушением мозгового кровообращения. Невропатологи смотрели дважды — в отделении и у нас. На сегодня я их тоже вызвал. Если будут доставать, то…
— И невропатологов тоже? — улыбнулся Данилов.
— Вы что — первый день в реанимации?! Нас достают все, кроме патологоанатомов. Тех мы сами достаем. Парадокс — мы всех вытягиваем, латаем все дыры, исправляем ошибки, и нам же больше всех достается…
Больные отошли на второй план — до появления начальника отделения Чернов рассуждал на тему «кто больше всех работает, того больше всех пинают», а Данилов, которому подобные монологи о вселенской несправедливости успели надоесть еще в интернатуре, самостоятельно знакомился с историями болезни, даже не затрудняясь притворяться, что он слушает. Люди, вещающие столь самозабвенно, не нуждаются в том, чтобы их слушали, им достаточно одного лишь присутствия слушателя, ведь на самом деле они говорят-проговаривают только для себя. Сами задают вопросы и сами же на них отвечают, ведь нет ничего увлекательнее, чем беседа с самим собой.
— Кто о чем, а вшивый о бане! — прервал монолог Чернова Роман Константинович. — Виктор, кто тебя на сей раз обидел?
— Я сам кого хочешь обижу! — вскинулся Чернов. — Порву не глядя.
— Скорее заболтаешь до смерти, красноречивый ты наш! — перебил начальник. — Надеюсь, что ты уже выговорился и доложишь о больных по существу, без философии.
В ожидании «большого» обхода с начальником отделения и сдающим дежурство Черновым Данилов начал свой «маленький» обход — знакомство с больными плюс оценка основных показателей. Отделение было загружено по полной — семь человек. Как везде принято, шестикоечное отделение на самом деле имело девять коек — шесть основных и две резервных, стоявшие в зале, и однокоечный бокс с тамбуром и санузлом. По идее бокс предназначался для пациентов с инфекционными заболеваниями, на деле это была реанимационная вип-палата с непременным телевизором на потолочном кронштейне.