Доктор Данилов на кафедре

— Я тоже, — ответил Журавлев. — Никогда, знаете ли, на мужиков не тянуло. Тем более на таких… Не волнуйтесь, мы подстраховались со всех сторон. Главный в курсе, деду особое внимание. Вчера Раиса Ефимовна приходила на совместный осмотр, сегодня Яна забегала. История болезни там просто шедевральная, комар носа не подточит. И вообще, после того как пять лет назад у меня в отделении умерла мать депутата Коцюбинского, меня уже ничем испугать нельзя. Во всяком случае, так мне кажется.

— Мать депутата? — удивился Данилов. — В нашей больнице? А почему?

— А вы его самого спросите, — посоветовал Журавлев. — Бабку привезли по «Скорой» в кетоацидотической коме,[49] из которой она так и не вышла. Запущенный случай, и возраст за восемьдесят. А о том, чья она мать, мы узнали уже постфактум. Что тут было… Громы, молнии, бочки гнева и реки ярости. Главный чуть не обкакался со страху, мне тоже досталось. Не уберегли, понимаешь ли, мать такого сына! А почему она при жизни толком не лечилась и наблюдалась в обычной районной поликлинике, этого никто не знает. Хочешь заботу о мамаше проявить — делай это, пока она жива, что толку после смерти ножками топать да слюной брызгать…

— Надо же себя показать, — сказал Данилов, вспомнив одного знакомого генерала.[50] — Хотя бы для самоуважения.

— Вот-вот… — согласился Журавлев и отключился. Домой Данилов ехал в лирическом настроении, в таком, когда кажется, что вокруг одни придурки с недоумками. Сегодняшнее общение с адвокатом наложило какой-то особенно сильный отпечаток на весь день. В голову лезли мысли глобального характера, причем исключительно печальные. О том, как часто достается врачам на пустом месте, и о том, как обидно, когда ты стараешься, делаешь все, как надо, на совесть, а в ответ получаешь какой-то негатив. Данилов почти никогда не зацикливался на причудах пациентов, искренне веря в то, что нормальных людей больше, чем идиотов, но иногда уверенность покидала его.

Сегодня и разговоры случайных попутчиков были под стать настроению. Такой вот день, истинно лирический.

— Мы не можем просто похвалить себя, нам непременно надо обос…ть кого-то! — возмущался мужик в потертой ондатровой шапке. — Стоматологи непременно интересуются, какой слесарь ставил эту пломбу? Автослесарь не успеет заглянуть под капот, а уже начинает материть тех «косоруких уродов», которые чинили машину до него, если даже машина чинится в первый раз. Сантехник не может заменить смеситель молча, он непременно выскажет все о своем предшественнике в нецензурных словах и предлогах!

— Вы не представляете, сколько нового я узнала о своем первом муже от второго! — ответила ему полная блондинка в короткой шубке из серебристого меха неясного происхождения. — Полтора года только и делал, что хаял! Ладно, я, положим, знаю, что за фрукт-ананас мой первый, как-никак шесть лет с ним, уродом, прожила, надеялась человеком сделать. Но второй-то с ним не знаком, только по фотографиям… И туда же! А если приглядеться, то не такая уж большая между ними разница, только я не приглядываюсь, а то придется в третий раз замуж выходить, а это такая канитель! От одного отвыкать, к другому привыкать, а потом понимать, что хрен на хрен менять — только время терять…

— Я вам о народе, а вы мне о мужьях! — рассердился мужчина. — При чем тут ваши мужья?

— А разве они не народ? — обиделась блондинка. — Вы говорите про народ, я вам пример привела из личной жизни! Сантехник со стоматологом — народ, а мои мужья — инопланетяне? Нет, вы скажите, почему вы позволяете себе выпады в адрес моих мужей? Вы такой крутой, что вам женщину обидеть как два пальца об асфальт?!

Мужик в ондатровой шапке покосился на блондинку, понял, что она успокоится не скоро, и поспешил покинуть вагон, благо поезд как раз остановился на «Авиамоторной». Возможно, ему здесь и надо было выходить.

Лишившись собеседника, блондинка, явно не умевшая быстро сбрасывать обороты, начала громко проезжаться по адресу современных мужчин, ни к кому конкретно не обращаясь. Проезжалась она по мужчинам вообще, но в пример приводила своих мужей, так что на подъезде к «Марксистской» весь вагон был в курсе ее семейных проблем.

От «Таганки» до «Кузьминок» пришлось ехать под монотонный бубнеж двух кумушек по поводу несовершенства нынешнего мира и воспоминаний о мире былом. Как понял Данилов, не слишком-то вслушиваясь и вдумываясь, обе тетки в молодости работали в каком-то научно-исследовательском институте, сильно не перетруждались, но получали неплохо и к тому же имели еженедельные продуктовые «заказы» — пайки эпохи позднего социализма.