Доктор 2

— Роза Ароновна, как вы сами считаете, насколько это правильно и дисциплинированно? — спрашиваю её с улыбкой. — Я ничего не утверждаю. Но в моих глазах, рвение на стезе служебного долга выглядит иначе. К этому мы ещё вернёмся… а теперь второй вопрос. Какое место службы Пушкина после Кишинёва?

— Одесса, переведён в двадцать третьем! О, «…Пушкин добивается перевода по службе в Одессу в канцелярию графа Воронцова. Ухаживание за женой начальника, а, возможно, и роман с ней и неспособность к государственной службе обострили его отношения с Воронцовым», — сообщает всё та же вторая парта. Которая, видимо, наткнулась на ту же статью в Википедии, что и я.

— Точно. Роза Ароновна, неблагонадёжного политически человека, по которому было следствие в восемьсот двадцатом, опального практически гражданина берёт на свой страх и риск к себе одесский губернатор Воронцов. И что на выходе? К службе не способен — это не моё мнение, это наши, скрепя сердце, признали таки в энциклопедической статье Википедии. Плюс, видимо, в благодарность, Пушкин ещё и за женой Воронцова начинает волочиться. Насколько это порядочно? Опускаем литературные изыски.

— Это сложный вопрос, поэты — творческие личности. — роняет учительница.

— У меня — своё мнение по этому поводу, — киваю ей я. — И пусть кто-то скажет, что не согласен. Я сейчас о простой человеческой порядочности и благодарности. Опускаем тот факт, что сам Воронцов — герой войны двенадцатого года. А Пушкин — школяр, только из ВУЗа и с первого места работы. Которого боевой офицер взял под опеку. Хотя мог не связываться. Как ему Пушкин отплатил? Насколько это благородно, и почему вы нам этого не рассказывали? Я сейчас уже не говорю, что лично мне не симпатичен сотрудник, согласившийся добровольно на государеву службу, а вместо этого… «оказался к ней не способен», далее не продолжаю. Идём дальше. Потом — ссылка, не важно за что. Потом — аудиенция у Николая Первого. Возвращение из опалы и в тридцатом году — свой первый бизнес.

— «Литературная газета»! — раздаётся со второй парты. — Издание закрыто через тринадцать номеров!

— Это первый самостоятельный результат, — развожу руками под смех класса. — Ладно, бывает. А дальше — свадьба с шестнадцатилетней Гончаровой, не моё дело, что она на полтора десятка лет моложе. Хотя, в наше время такие браки имеют весьма однозначную оценку социума, о ней не буду.

Учительница слабо улыбается, класс смеётся.

— Это сложный вопрос, поэты — творческие личности. — Повторяет учительница.

— Само по себе — бог с ним, — возражаю ей я. — Но я это событие склонен рассматривать как одну из ключевых характеристик того из двух Александров Сергеевичей, которого нам навязывают в герои. Не спросив нашего мнения. Понимаете, вы нас учили не фактам о Пушкине; вы нам преподавали готовую оценку, — поднимаю вверх указательный палец. — лично мне претит сам подобный подход. Было бы наше восхищение им таким же бурным, знай мы — в ходе изучения его биографии в седьмом классе — все реальные факты его биографии? Или нами кто-то манипулировал на этапе составления программы? Но вернёмся к анализу…

— «…Там супруги прожили до середины мая 1831 года, когда, не дождавшись срока окончания аренды, уехали в столицу, так как Пушкин рассорился с тёщей!» — под общий хохот сообщает вторая парта.

— А это — к его умению ладить с людьми. — Снова поднимаю вверх указательный палец. — Пока не делаем выводов, а вдруг тёща стерва? Пока просто запоминаем. Царское село и Болдинскую осень в анализе опускаем.

— В декабре тридцать третьего получает придворный чин, через полгода подаёт в отставку! — добросовестно помогает вторая парта, сообразившая, где нужно делать акценты.

— Как Вам? — обращаюсь к учительнице. — Не обсуждаем мотивов, мы о них не знаем. Только факты. Затем Пушкин просит отпуск, царь предлагает полгода и десять тысяч рублей.

— Пушкин просит тридцатку! — врезается вторая парта. — Царь даёт отпуска только четыре месяца!.. И тридцать тысяч рублей да, тоже даёт… — удивляется вслух вторая парта, видимо, читающая с экрана.

Класс снова содрогается от смеха, в этот раз к смеху присоединяется даже учительница.

Ну неужели начали думать своими головами, а не штампами…

— Это к вопросу притеснения Пушкина царизмом, помните, вы нас этому учили?

Учительница обреченно кивает головой.

— Далее давайте сразу в конец. Опускаем причины дуэли, это отдельная тема. Что там о позиции царя после дуэли? — привычно смотрю на вторую парту, за которой Жанна и Руслан с увлечением тянут друг у друга планшет, видимо, с открытой биографией.

— «Если Бог не велит нам уже свидеться на здешнем свете, посылаю тебе моё прощение и мой последний совет умереть христианином. О жене и детях не беспокойся, я беру их на свои руки», эту записку от царя передал Жуковский, — говорит Жанна.