– Оресьев убит, – вдруг сказал Кряжин. – И я уверен, что причиной тому послужили не думские дебаты. Она, причина, лежит передо мной на столе. Я так думаю. А потому изымаю всю эту документацию, Константин Константинович, и начинаю искать убийц Павла Федоровича. Не об этом ли вы меня просили? Не к этому ли взывали, выступая по телевидению. Обещаю, найду.
– Конечно, – проговорил Рылин, не найдясь, чему тут возразить.
– А что касается телевизионных и газетных выпадов в сторону Генеральной прокуратуры... Константин Константинович, из двадцати журналистов, говорящих о Генпрокуратуре, девятнадцать говорят плохо. Двадцатый говорит хорошо, но делает это плохо. Так повелось испокон веков, и к этому люди давно привыкли. Однако если выступления будут мешать следствию, если хоть один журналист еще раз откроет рот по поводу того, что Генеральный прокурор в моем лице попирает права трудолюбивых терновцев или работает по заказу от финансовых магнатов, и это начнет мешать следствию устанавливать факты по делу, я начну давать журналистам иную пищу для размышлений. С некоторых пор богатых у нас стали ненавидеть больше, чем прокуратуру. Но не все богатые в Думе. Блоком «Отчизна» в Думе больше, блоком «Отчизна» в Думе меньше – при политическом раскладе сил от этого сейчас ничего не меняется. Это я к вопросу о депутатской неприкосновенности. Кстати, по поводу Оресьева вы сами на кого грешите? Сергей Мартемьянович, например, пытается утверждать, что понятия не имеет.
Этот вопрос Кряжина должен войти в учебник для следователей в качестве последнего пункта «гиперинформированной прокачки». Перед Рылиным, только что проигравшим конкурс дачи первых показаний, открывались широкие врата для бегства. Мнимого де-юре, но казавшегося после прокачки удачно подвернувшимся де-факто. Это было единственное, о чем Кряжину отказался сообщить Каргалин.
По влаге, побежавшей по морщинам лба Константина Константиновича, и по его решительно вскинувшимся бровям, уведшим эти потоки к вискам, Иван Дмитриевич догадался, что Рылин от-вет знает, но обязательно солжет. Но следователь и не надеялся получить имя убийцы. Он рассчитывал у в и д е т ь, что Рылин имя знает.
– Иван Дмитриевич... Кому выгодно убийство человека, занимающегося доставкой строительных материалов на разрушенный Кавказ? Павел Федорович был единым организмом со мной и Каргалиным. Значит, отсекание одной из частей этого организма выгодно тем, кто строительные материалы поставлять бы хотел, но не имеет на данный момент возможности.
– «МИР», Пеструхин и Ежов? Я так и предполагал.
В дверях, после того, как Рылин расписался в протоколе, следователь Константина Константиновича остановил.
– Знаете, что меня удивляет? Почему вы не назвали эти фамилии сразу? И почему Каргалин ее вообще не упомянул? На вашем заводе происходит выворачивание внутренностей, а вы даже не сподобились увести удар в сторону очевидных виновников.
– Знаете, подозревать людей лишь по причине собственных подозрений, – Рылин поморщился так неестественно, что Пермяков, молчавший все время, не выдержал.
– Решили мучиться до тех пор, пока прокуратура сама все не выяснит? А как же реноме депутатов Государственной думы?
– А! – воскликнул Кряжин, подхватив со стола какой-то документ. – Присядьте еще на минуту, Константин Константинович. Вот, Сергей Мартемьянович утверждает, что Тылик получал... – Иван Дмитриевич так всмотрелся в документ, что, казалось, утонул в нем, – сорок процентов от сделок по перевозкам по России и столько же от сверхприбыли за продажу цемента. Вы с Оресьевым получали по тридцать, из этих же долей оплачивали и представительские расходы. Вы подтверждаете?
– Дайте лист бумаги, – Рылин подошел к столу, и теперь было ясно, что морщится он искренне. – Я вам, конечно, напишу... Коль скоро Сергей Мартемьянович оказался честен... Частично. Но прошу вас понять – средства добывались исключительно ради исполнения программных задач, поставленных избирателями перед партией.
– Кто бы сомневался, – заключил Кряжин, придвигая к Рылину листы (не один, б о л ь ш е ). – Каргалин это подтверждает. Кстати, перед допросом вы напрочь отказались от участия адвокатов, мотивируя это тем, что бояться честным людям нечего. Вы своего решения не переменили часом?
Константин Константинович помялся.
– Я полагаю, что честность тут ни при чем. Мне будет необходим человек, знающий закон. В дальнейшем.
Кряжин согласился. Адвокат Рылину не помешает. Уже на следующем допросе. Но это дело Константина Константиновича, у Кряжина свои заботы.
«Тварь, самая настоящая тварь», – думал Каргалин, слушая рассказ Ивана Дмитриевича о помидорных шашлыках, ключах от «шкод» и братания с председателями горизбиркомов Тернова и Красноярска.