Доклад Генпрокурору

Генеральный дрогнул уголками губ и пригласил Смагина и Кряжина разместиться за ближней к дверям частью буквы «Т». Когда у Генерального идет совещание и этот стол заполнен, то складывается впечатление, что с этой буквы, следуя законам физики, могут скатиться все, кроме одного. Законы физики незыблемы, но в здании на Большой Дмитровке по большей части работали другие законы. Скатывались с места лишь те, кто по разным причинам плохо за него держался.

– Меня интересуют перспективы расследования убийства Оресьева, – глухо выдавил Генеральный и вернул очки на место. – Вы, Иван Дмитриевич, извещены, что дело на контроле у Президента страны?

– Да, конечно, – сказал Кряжин, впервые об этом слыша. – Меня Егор Викторович поставил в известность.

Генеральный снова снял очки и бросил их на распахнутый ежедневник. Сегодня объектом скрытого недовольства государственного советника были именно они.

– Черт знает что... Этот созыв еще даст нам...

Он не сказал, что именно даст. Промолчал, предоставляя возможность Смагину и Кряжину догадываться об этом самим. И правильно сделал. Те хорошо знали, что этот созыв им даст сделать. И не только им. И не только даст. Созыв сам сделает – были уверены Кряжин и Смагин. И не только они были наполнены той уверенностью. Все были уверены.

Потянув столько времени, сколько того требовалось для догадки, Кряжин, помня об основной канве разговора, осторожно распахнул папку.

– Перспективы у расследования преступления имеются, – сказал он, выкладывая на стол бумаги. – Очерчен круг версий, есть определенные штрихи к портрету подозреваемого в убийстве депутата. Пока можно с уверенностью сказать, что убийца заражен вирусом СПИДа и имеет отношение к живописи.

Нет, очкам сегодня, по всей видимости, покой не обрести.

– Даже так? – без удивления, буднично переспросил их хозяин. – Что-то новенькое в моей практике. Я начинаю подозревать, что он оставил на месте преступления один из своих трудов, залитый собственной кровью.

– Собственно, так оно и есть, – подтвердил следователь, превращая черный юмор Генерального в главную версию. – На пиджаке Оресьева остались пятна крови убийцы – так, во всяком случае, полагаю я, а у стены одного из домов близ джипа найдены вещи, на которых экспертами обнаружены те же микрочастицы, что и внутри джипа. На вещах в выемке у дома обязательно должны остаться если не волосы, то слюна подозреваемого, сперма, другое. Если экспертиза даст положительный результат на наличие вируса приобретенного иммунодефицита, я буду уверен в том, что портрет, который я имею на сегодняшний день, – подлинный.

«Этот не будет кивать головой, как китайский болванчик и твердить, что все под контролем», – подумал Генеральный.

– Что еще?

– Я уверен, что мне будет необходима командировка в Тернов.

– Куда? – переспросил прокурор.

– Это город в Сибири, – объяснил за Кряжина Смагин. – Оттуда, по мнению Ивана Дмитриевича (Кряжин восхищенно дернул бровью), берет начало одна из основных его версий.

– А какая, Иван Дмитриевич, основная? – мягко и уважительно уточнил прокурор.

Это выражение – «заказное убийство» – заморозило Генеральному слух. Появлялась, как при отите, боль в ухе, ближнем к произносящему это выражение человеку, на языке появлялся привкус лимона, рука сама тянулась к телефонной трубке: вот-вот должен был поступить звонок от Президента.

– Егор Викторович, – попросил, берясь руками за край стола, Генеральный, – создай Кряжину все условия для расследования. Предупреди бухгалтерию о готовности выписать командировочное предписание через минуту после того, как о необходимости его заявят, выдать средства: командировочные, представительские. Словом, если Кряжин на вопрос, почему преступление не расследовано, хотя бы раз сошлется на рабочий момент, не зависящий от его интеллектуальных особенностей, я спрошу с вас. С «вас» – в смысле – с вас, Егор Викторович. Тернов так Тернов...

– А если сошлется на момент, относящийся к интеллектуальным особенностям? – уточнил, чтобы с этого момента все было предельно ясно, Смагин.

– Кто-нибудь из вас двоих представляет, что такое находиться один на один с Президентом, когда он спрашивает: почему? что мешало? когда застрелитесь?

– Мне кажется, что у вас меньше всего оснований стреляться по этому поводу, – заметил Кряжин.

Генеральный ничего не ответил, и это был тот редкий момент, когда он не давал взбучку за сопротивление сотрудника очевидному. Редко, но угадывалась в нем одна из тех черт, что свойственна вдумчивым людям: он умел признавать правоту из чужих уст. Редко, потому что в здании на Большой Дмитровке лирика также не в чести. Здесь другие законы.

– Кстати, о президентах. Советник, что это за рожа у вас в кабинете, на стене, напротив известного всему миру человека?

– На правой от входа или левой?

– Не юродствуйте, вам не идет.

– Это Чезаре Ломброзо, Андрей Никифорович, – объяснил Кряжин. – Его теория сводится к тому, что облик человека часто отражает его внутренний мир.