Доклад Генпрокурору

– Я проверил, дубликат в Думу не поступал. Но не факт, что, не дождавшись результата, группа кинорежиссеров не запустит копию по более верному адресу. Ты закончил расследование?

– Остался небольшой штрих, – бросил Иван Дмитриевич.

– Как закончишь основные моменты, я передам дело для дальнейшего расследования другому следователю. Любомирову, скажем. Возникнет искусственная картина твоего отстранения от дела. Любомиров долго запрягает, но быстро едет, поэтому, пока он через месяц начнет понимать то, к чему пришел ты, найдем и копии записи, и операторов, – Смагин прикурил, выпустил дым в потолок и откинулся в кресле. – Я смотрю, ты во всех отношениях специалист, Иван Дмитриевич. И расколоть, и пообщаться...

– Да ради дела, Егор Викторович...

– Я бы сам хотел ради дела такие жертвы терпеть, Кряжин. Каждый день.

– Так за чем же дело стало?

Значит, прислали кассету. Держат ребята слово, держат. Слов на ветер не бросают. Хотя, и глупо это все. Чего добивались – конца карьеры следователя Кряжина? Да иди, поищи такого Кряжина на улице! Глупцы, ей-богу, глупцы. Хотя, опять же, неприятно. Остается надеяться, что Смагин смотрел кассету в одиночестве. Иван Дмитриевич представляет, какие приятные мгновения он доставил начальнику. А без этого никак нельзя. Елец по-своему доставляет, Кряжин по-своему...

Ровно в двенадцать часов в кабинете Ивана Дмитриевича раздался звонок.

– Мне следователя Кряжина, – застенчиво произнес голос Иннокентия Игнатьевича.

– Варанов, вы? Это хорошо, что вы позвонили. А кто в постановлении суда расписываться будет? Я, что ли? Или мне к вам приехать с папкой в руке и ручку раскрутить? Не круто ли для следователя Генеральной прокуратуры бегать по Арбату и автографы у бичей брать?

– Я не понял... – пробормотал Иннокентий Игнатьевич.

– Сколько вам нужно, чтобы доехать до прокуратуры?

– Десять рублей.

– Я о времени спрашиваю, – вздернул брови Кряжин. – Часа хватит? Я жду. Кстати, о десятках. На меня не рассчитывайте, берите деньги в два конца, я вам не кладовщик монетного двора.

И часы на стене начали отсчет секунд. Стеклопакеты на окнах были добротны, кто же будет кривить рукой и душой при ремонте прокуратуры, с улицы не слышалось ни единого звука, а потому каждый щелчок секундной стрелки доносился до Кряжина, как шаг Варанова.

Генеральный дал добро на полную раскрутку дела Оресьева. Значит, и на полную раскрутку тайн политической и финансовой жизни всех фигурантов дела. Любомиров доведет дело до конца. И уже не суть важно, что это будет он, а не Кряжин. Не окажись той кассеты, главным героем оказался бы Иван Дмитриевич. Остальные сыграли бы роли второго плана. Теперь выйдет наоборот, но и за второй план дают Оскара. Номинанты не видны публике, зато их знают в лицо здесь, на Большой Дмитровке. Это дело должно быть доведено до конца. Но для того, чтобы поставить в нем точку, нужно дождаться Иннокентия Игнатьевича.

И он пришел. С первого этажа раздался звонок, следователю сообщили, что по его душу прибыл странный персонаж, желающий где-то расписаться, и Иван Дмитриевич попросил выписать ему пропуск.

И с этой минуты он больше не слышал щелчков стрелки. Их заглушал стук его сердца.

– Садитесь, Варанов, – пригласил следователь гостя к столу, едва тот появился в дверях.

– Где я забыл расписаться? – спросил Иннокентий Игнатьевич, шаря по столу взглядом.

– Вам сегодня придется много где расписываться, – сообщил Кряжин. – А пока давайте я расскажу вам историю, которая произошла с вами двенадцатого июня этого года. Но начнем мы повествование с двадцать четвертого апреля двухтысячного года.

По лицу Варанова пробежала тень, и Кряжин услышал щелчок. На этот раз стрелка часов была ни при чем, этот звук издал надломленный в суставе палец Иннокентия Игнатьевича.

– В апреле двухтысячного года вас задержал в Реутово сотрудник уголовного розыска по фамилии Смайлов. Все бы ничего, никаких грехов за вами не водилось, однако неумение общаться с сотрудником милиции и патологическая боязнь людей в форме заставили вас подломиться и войти в контакт с этим милиционером. Так вы стали информатором оперуполномоченного уголовного розыска Смайлова. Сдавали ему мелких воришек, наркоманов, но в один день случилось то, чего вы ждали с нетерпением. Смайлова перевели на повышение, и вы обрели надежду выйти из роли, казавшейся вам неприличной. Однако чуда не случилось. Смайлова перевели в МУР, и интерес его к вам лишь усилился.