Осознав значение языкового фактора для понимания природы уголовно-процессуального познания, А.С. Александров по-новому поставил вопрос о переводе эмпирических данных, то есть данных чувственного восприятия, на уголовно-процессуальный язык и последующем использовании этих данных (уже в вербализованной форме). Он видит в вербализации не конечный момент познания, а увязывает ее с самим мышлением. По мнению А.С. Александрова, знаки превращаются судоговорением (дискурсом) в аргументы, доводы спорящих сторон; нагружаются посредством юридической техники и ораторики коннотативными значениями идеологии. В ходе доказывания, таким образом, вначале воспринимаются следы, затем следы превращаются в знаки посредством юридического языка (например, текст протокола осмотра места происшествия), а потом включаются в систему средств убеждения судебной речи, связанную с идеологией и риторикой[765].
Фактор убеждения, составляющий силу судебного доказательства, происходит из языкового опыта, пронизывающего наше восприятие речевых сообщений. Он идеологичен. В суде прагматичность для юриста состоит в использовании идеологии. Мир идеологий входит в кругозор получателя информации. Идеология — это все то, чем так или иначе проникнуты (пропитаны) адресат и та социальная группа, которой он принадлежит, система его психолингвистических ожиданий[766], установка на декодирование сенсорных данных; все его интеллектуальные навыки — жизненный опыт, здравый смысл, мораль, культура. При обсуждении в суде фактов предполагаемого события преступления участники доказывания, как правило, исходят из общей для них системы ценностей и представлений. Некоторые из них официально закреплены в тексте закона, некоторые нет. Их условно можно назвать принципами уголовного процесса. Правовые аксиомы, идеологемы не требуют доказательств. В принципах выражается договорной опыт понимания социальной реальности. В них закреплены господствующие юридические ценности. Эти исходные начала принимаются в качестве первоначального допущения, которое необходимо для того, чтобы выстроить непротиворечивую систему рассуждений и убедить контрагента. Определенный набор базовых высказываний, выражающих сущность отношения власти к личности, обществу, знанию, образует своего рода аксиологическое ядро доказывания и познания. Это ядро образует смысловой центр для понимания и истолкования информации, представляемой суду на рассмотрение и оценку. На систему принципов доказательственного права воздействуют закономерности развития речи в обществе, культуры, цивилизации[767].
Не во всем соглашаясь с А.С. Александровым, А.Н. Стуликовым и другими приверженцами
Понимание есть акт представления смысла. Образование смысла связано с действием механизма понимания. Презумпция осмысленности состоит в том, что понять можно лишь то, что имеет смысл и, следовательно, приобщено к человеческой деятельности. В силу такой осмысленности мы понимаем то, что понимают другие или могут сделать предметом своей деятельности[769].
Кто поймет значение языка и речи в познании, тот откажется от информационной теории доказательств. Языковой аспект познания, который был упущен даже представителями информационного подхода к пониманию процесса познания, является, наш взгляд, ключевым для объяснения адекватности опосредованного познания судом события, имевшего место в прошлом, которое стало предметом его исследования. Доказательство — это не информация, а факт, то есть знание, воплощенное в речевую, языковую форму. Это знание проинтерпретированное, проведенное не по информационным каналам[770], а преобразованное в процессе речевого общения, модель которого задана состязательной формой уголовного процесса. На факте лежит отпечаток более глубоких слоев знания — правовой идеологии, культуры, морали и прочего, то есть в них присутствует ценностный момент.
Алла Робертовна Швандерова , Анатолий Борисович Венгеров , Валерий Кулиевич Цечоев , Михаил Борисович Смоленский , Сергей Сергеевич Алексеев
Детская образовательная литература / Государство и право / Юриспруденция / Учебники и пособия / Прочая научная литература / Образование и наука