– Нет. Ничего подобного я не говорила. Ты всегда все переворачиваешь. Пошли! – Она ткнула рукой в потолок.
На стропилах, с которых свисали сушеные травы, были нацарапаны строчки Откровения: «Блажен читающий и слушающие слова пророчества сего и соблюдающие написанное в нем; ибо время близко».
На прощание Темперанс озадаченно глянула на Авдия, а потом помогла матери выйти за дверь, шагнув в душную и влажную весеннюю ночь.
23
– Что случилось?
Ночь была темна и безлунна, и Конни не могла разглядеть ничегошеньки за темной массой растений, что скрывала дом на Милк-стрит, но слышала голос матери. Наконец глаза Конни привыкли к темноте, и она ее увидела.
У калитки стояла Грейс Гудвин босиком и без головного убора, лишь на плечи был накинут платок с бахромой. Конни, Сэм и Зази выкарабкались из салатовой «киа» и поплелись к забору, давя подошвами ракушки. Ночь выдалась душной и жаркой – больше летней, нежели весенней. Повсюду пели невидимые жабы.
– Боже мой, вы выглядите ужасно! – воскликнула Грейс, сощурившись и высматривая гостей в темноте. На Милк-стрит имелось уличное освещение, фонари появились в пятидесятых, но этот дальний участок дороги не освещался. – Почему вы в саже?
– Привет, Грейс, – изможденным голосом поздоровался Сэм.
– Здравствуйте, миссис Гудвин, – прокричала Зази. – Ничего, если я оставлю машину здесь?
– Мама, ты знаешь… Произошло… – Слова, горькие, как пепел, застряли в горле Конни.
Грейс опустила ладонь на плечо дочери.
– Рассказывай, – велела мать.
Конни разрыдалась.
– С нами все в порядке, – поторопился вставить Сэм. – Просто вечер был долгим.
– Пойдемте в дом, я поставлю чайник.
Грейс обхватила дочь за талию, и та повисла на матери, вдыхая знакомый аромат лаванды и пачули. Волосы Грейс, такие же длинные, как и у Конни, стали жесткими и непослушными, когда поседели. Кожа на ее щеках была тонкой, как бумажный лист.
– А где Арло? Разве не с вами? – поинтересовалась она.
Конни закрыла лицо руками и всхлипнула.
– О… – Рука матери затряслась – по всему ее телу прокатилась дрожь.
Сэм и Зази следовали позади вдоль тропы из плитняка под пение затаившихся в листве сада жаб, чьи глаза мерцали то там, то здесь.
В доме было жарко. Окна в ожидании мимолетного ветерка стояли нараспашку, но тот не желал наведаться в гости. Грейс скрылась на кухне, а Конни, Сэм и Зази тем временем рухнули на стулья у обеденного стола. Две красные свечи в латунных подсвечниках отбрасывали на стены теплое свечение. На противоположной камину стене, между двумя окнами с видом на сад, висел портрет Темперанс Хоббс. Ее сверкающие глаза в свете огня казались живыми. Большой камин был растоплен, и Грейс что-то готовила в ульевой печи.
Конни глубоко вдохнула.
Пахло хлебной закваской.
Глаза существа подмышкой Темперанс тоже сверкали. Конни опустила взгляд на свои колени и принялась теребить ремешок торбы, чтобы не смотреть на картину.
– Что там у тебя? – спросил Сэм, указывая на торбу.
Конни ничего не ответила.
– Мы были в «Рафферти» перед тем, как заметили огонь, – сказала Зази.
– Да? Ну и как? Нашли кораллы?
– Для чего вам кораллы? – поинтересовалась Грейс, толкая бедром дверь кухни.
Она вынесла на подносе четыре чашки из разных сервизов и медный чайник, из носика которого выходил пар с ароматом жасмина. Грейс поставила поднос на стол и, не задавая вопросов, принялась разливать чай по чашкам – кому-то с лимоном, а кому-то с молоком.
– Коралл нужен мне, – ответила Конни. – Для…
– Подожди-ка.
Грейс подошла к портрету Темперанс, со знанием дела провела пальцами под рамой, нащупала кнопку и надавила на нее. Тайник открылся. Мать достала секретный ящик, опустила на обеденный стол и похлопала дочку по плечу.
– Жаль, что так вышло с вашим домом, – сказала Грейс, проворачивая ключ, который Конни забыла в замочной скважине ящичка.
Она осторожно подняла крышку и запустила руку внутрь.
– Все ваши книги, Арло… Представляю, как это больно.
– Откуда вы… – удивленно воскликнула Зази, но ее прервала мелодия в стиле «диско», доносившаяся откуда-то из-под стола. Это была песня «More than a Woman».
– О боже, извините! – Девушка зарылась рукой в сумку, вынула телефон и ответила, прикрывая рот ладонью.
– Мама? Привет! – поздоровалась она, а дальше затараторила на беглом испанском, изредка вставляя английские слова.
Конни удалось уловить лишь: «пожарные машины», «Зипкар» и «Северное побережье». Зази помолчала, выслушивая ответ собеседника, чей голос казался взволнованным, затем на повышенных тонах добавила еще несколько коротких фраз, закатила глаза и сказала:
– Хорошо, люблю тебя, пока. – Два раза чмокнула воздух и отключилась. – Прошу прощения, – еще раз извинилась Зази, пряча телефон обратно в сумку.
– Вы сказали маме, что вы в полной безопасности здесь, у нас? – Грейс передала ей чашку с отваром. – Кажется, она очень волнуется.