Дочери Темперанс Хоббс

Он поставил тарелки на стол и вычурно-галантно отодвинул стул для Грейс. Затем глянул на Конни, и складки вокруг его глаз углубились. Улыбка Сэма говорила: «Все будет хорошо. Это же Грейс. Она такая, какая есть».

Конни отодвинула себе стул, подняла бокал и посмотрела на любимого и маму поверх мерцающих язычков пламени.

– За Остару[26], мама, – произнесла тост Конни.

Грейс подняла свой бокал и произнесла:

– Колесо провернулось, равноденствие настало. День и ночь равны перед собою. Пусть новое солнце согревает наше настоящее, прошедшее и грядущее.

Пламя отбросило блики на портрет Темперанс, и на секунду показалось, что в глазах ее сверкнула жизнь.

* * *

Конни перевернулась на спину, и ее ступни вылезли из-под одеяла. Обнаженные пальцы тут же ужалил холод. Она укутала ноги и растерла их, согревая. На второй из двух составленных рядом кроватей спал Сэм. Он похрапывал с приоткрытым ртом, разбросав руки в стороны.

Конни взбила утрамбовавшуюся перьевую подушку и улеглась на бок. Луна освещала комнату серебристо-голубым светом. При таком ярком освещении вполне можно было читать. Конни свернулась калачиком на матрасе из конского волоса и прикрыла глаза ладонью.

Прошло довольно много времени, но ничего не помогало. Заснуть не получалось. Конни уселась на постели.

Дом дышал таинственными звуками ночи, вроде поскрипываний и потрескиваний старой древесины и штукатурки. То тут, то там скреблись невидимые мыши, что жили здесь поколениями. Сэм дышал медленно и размеренно. Он был рядом. В целости и сохранности. Все было хорошо. Все было хорошо у Сэма.

Все было хорошо у них.

Конни захотелось дотянуться до него – просто убедиться, что с ним все в порядке. Что у нее достаточно времени, чтобы разобраться с этой… этой… этой вещью, в которую она не верила, но которую боялась. Конни перевернулась на другой бок и посмотрела на Сэма. В голубом свете луны она могла разглядеть каждую морщинку на его лице, выдающиеся скулы, и подбородок, и вертикальную борозду меж бровей.

Он вздохнул и перевернулся на бок, отворачиваясь от Конни.

Та встала, натянула свою старую толстовку, пригладила волосы, прогоняя остатки сна, и направилась к лестнице. Чтобы не удариться о притолоку, пришлось пригнуться. Половицы тихонько поскрипывали под босыми ногами Конни. Она нащупала в темноте лестницу и начала спускаться, упираясь руками в потолок для равновесия, поскольку перил не было. Носки не помещались на узких ступенях. Иногда Конни задавалась вопросом, как долго Грейс сможет прожить в этом доме? А вдруг необходимость каждый день преодолевать подъемы и спуски по этой лестнице поможет сохранить мамины ловкость и здравый ум? Или Конни просто не хотелось верить в то, что Грейс стареет?

Внизу, в камине, на подушке из пепла, догорали последние угли. Конни опустилась в кресло и протянула ноги к очагу, засовывая ладони в карман-кенгуру.

– Не спится? – раздался рядом тихий голос Грейс.

Конни сонно глянула на диван и увидела маму, которая свернулась клубочком под вязаным шерстяным пледом с чашечкой травяного отвара. Арло дремал в ее ногах, слегка подрыгивая лапами.

– Я тебя не заметила, – сказала Конни.

– Я знаю. – Грейс потрепала Арло по шерсти. – Хочешь травяного чаю?

– Нет, спасибо.

Какое-то время они сидели молча, погрузившись каждая в свои мысли. От медленно дотлевающих углей поднималась тоненькая струйка дыма и устремлялась к дымоходу.

– Должен быть какой-то выход, – произнесла Конни спустя несколько минут.

Грейс заглянула в чашку, взболтала содержимое и нахмурилась.

– Ты всегда была упрямой, – заметила она. – Эта твоя черта мне очень нравится, хоть и доставила мне немало хлопот.

– Ты говоришь, предотвратить это еще никому не удавалось? Они все умирали? Что бы мы ни предпринимали?

Грейс провела пальцем по краю кружки.

– Ты думаешь, никто из нас не пытался? – ответила хозяйка дома и тихонько добавила: – Лично я пыталась.

– А что насчет родителей бабушки? Какая участь постигла их?

Бабушку Конни и маму Грейс звали Софией. Она жила здесь, в этом доме, со своим мужем Лемюэлем, которого придавила поленница. Сама же бабушка умерла от старости.

– Ну смотри, – начала Грейс. – Маму твоей бабушки звали Чарити[27]. Чарити Кроуниншилд. Ее девичья фамилия была Лоуренс, если не ошибаюсь. В детстве ее имя казалось мне очень забавным. Ох и ненавидела же она его! Друзья звали ее Чар. Пока я была девочкой, мы с мамой гостили у нее на выходных. Она готовила самые отвратительные шарики из печени трески, которые я когда-либо ела! – Воспоминание заставило Грейс вздрогнуть. – Я постоянно уговаривала ее сделать желе, но она ни разу не согласилась. Все мамы и бабушки моих подружек готовили вкуснейшие желейные торты. Такие яркие и поднимающие настроение! Желе мне казалось безумно вкусным. И я завидовала друзьям белой завистью.

Конни улыбнулась. Она с трудом могла представить, что ее мама, неисправимый хиппи, так страстно желала чего-то, напичканного яркими красителями и прочей химией.

– Какой была Чар? – спросила Конни, подбирая ноги под себя.

Грейс поднялась с дивана и подкинула в камин новое полено.