— А Матильда? — спросила вдруг Амели. — Я почти не видела ее после свадьбы. Как она поживает?
— Хорошо, я думаю, — ответила Мари. — Ты ее знаешь: она не слишком щедра на новости. Хотя у нее наверняка масса забот с ее салоном причесок!
— Как жаль, что она не приехала сегодня! — сказала Жаннетт. — Она такая веселая! И всегда рассказывает нам все городские новости!
— Ее муж, Эрве, не любит сельскую жизнь, — пояснила Мари. — Свободное время они проводят в кинотеатрах или слушают радио.
— Вот еще дьявольское изобретение — ваше радио! — воскликнула Нанетт и отложила свои спицы. — Камилла тоже слушает и, когда я хочу с ней поговорить, отвечает: «Помолчи, бабушка!» И что хорошего рассказывают эти дикторы? Они же даже патуа не знают там, в этом радио!
— Нанетт, я с вами не соглашусь! — возразил Жан-Батист. — Радио — хорошее изобретение. Во время войны оно сослужило нам добрую службу. О себе скажу так: если бы я не слушал новости из Лондона, то наверняка так и захирел бы в своем кресле! Когда говорил генерал де Голль, к французам возвращалось мужество! Он умел найти слова, которые брали за душу! Даже тот, кто не был патриотом, становился им! Я слово в слово помню, что он сказал в тот знаменательный день, восемнадцатого июня 1940 года, в передаче из Лондона, призывая нас к сопротивлению. Не будь радио, мы бы не услышали этого призыва! Благодаря ему многие французы ушли в маки, стали бороться против оккупантов. Поверьте, милые дамы, если генерал приедет в Коррез, я буду в первых рядах приветствовать его!
— Вы не один такой в Обазине! — сказала Мари. — Адриан был бы рад поговорить с вами на эту тему.
— И мы часто говорим с ним, когда встречаемся в кафе! — отозвался Жан-Батист. — Скажу вам больше, мадам Мари: нужно, чтобы наш генерал де Голль приехал в Обазин. Нам уже выпала честь принимать полковника Берже! Вы знаете, в том красивом доме, который принадлежит кому-то из состоятельных жителей Брива. Берже — это было подпольное имя Андре Мальро. Да, мои милые дамы!
Нанетт слушала, покачивая головой, потом проговорила изменившимся голосом:
— Ваши речи хороши, но я скажу, что для стариков это радио — сущее наказание! Нас больше никто не слушает! Молодые хотят слушать дикторов! Меня это расстраивает. Я больше ни на что не годна и прекрасно это вижу… Включайте скорее ваше радио…
И тут, ко всеобщему изумлению, Нанетт заплакала. Она приоткрыла рот, как если бы ей не хватало воздуха, крупные слезы стекали у нее по щекам.
Это расстроило собравшихся. Камилла вскочила одновременно с матерью.
— Бабушка! — вскричала она встревоженно.
— Нан, дорогая, что с тобой? — спросила Мари.
— Никто со мной больше не считается в этом доме…
Эта жалоба, такая несправедливая, встревожила Мари. «Уж не теряет ли Нанетт рассудок?» — подумала она.
В установившейся тишине Нанетт поднесла руку к груди. Рыдания прекратились так же неожиданно, как и начались, но выражение лица старушки стало странным.
— Господи, у нее приступ! — вскричала Амели. — Ей плохо с сердцем!
— О нет! — пробормотала Мари, готовая заплакать. — И Адриана нет дома! Нан, дорогая, прошу, скажи что-нибудь!
Леон встал, он был очень бледен.
— Нужно дать ей водки! — заявил он.
Перепуганная Камилла подбежала к буфету, в котором Мари хранила спиртное, и дрожащими руками налила водки в маленький стаканчик.
В свете огня и свечей сморщенное лицо Нанетт было страшным. Испуганная Мадлен закрыла лицо руками и прижалась к своей маме Тере. Мелина же стояла и бесстрастно ждала развития событий.
— Выпей, моя Нан! — умоляла Мари, подавая той стаканчик. — Умоляю!
Вмешалась Жаннетт. Она опустилась на колени рядом с Мари и тоже стала уговаривать старушку:
— Выпейте, бабушка Нан!
Нанетт напряглась и сделала пару глотков. Она задышала в обычном ритме, покрасневшие веки приоткрылись. Все смотрели на нее. Наконец к Нанетт вернулся дар речи:
— Вот несчастье! Думала, все — настал мой смертный час! У меня так болело здесь…
Взволнованная Мари увидела, что старушка тычет в свою шерстяную кофту слева, под грудью.
— Нан, моя Нан, как же ты меня напугала! Адриан осмотрит тебя, как только вернется. Наверняка это снова твое сердце!
Мари поспешила обнять свою приемную мать за шею. Гости и домочадцы вздохнули с облегчением и стали забрасывать едва пришедшую в себя старушку вопросами. Та, словно желая скрыть свою слабость, отвечала спокойно и даже с некоторой гордостью — она явно была довольна таким вниманием.
Камилла, которая еще не отошла от пережитого страха, стала нарезать пироги с орехами и яблочный флонард.
— Бабушка, съешь что-нибудь! — сказала она громко. — Тебе сразу станет лучше!
— Не откажусь, моя курочка!
Вечеринка продолжалась, однако тень озабоченности омрачила чело Мари. Мелина, воспользовавшись моментом, подошла к приемной матери и погладила ее по руке. И не без задней мысли…
— Можно я пойду с Мадлен в свою комнату, мама Мари? — попросила она. — Я хочу показать ей мою красивую куклу!
— Конечно идите, но нужно спросить позволения и у мамы Тере.
Мелина поморщилась, но поспешила подчиниться.
— Можно Мадлен пойти со мной в мою комнату?