— После этого они оставили Леони в сквере. Придя в сознание, она с трудом добралась до своей квартиры. Тогда у нее было одно желание — свести счеты с жизнью. Она не хотела жить оскверненной. Ее тело постоянно напоминало ей об изнасиловании. И все же она и себя считала виноватой. И ненавидела себя за это. Я понимаю ее: такое не случается с порядочными женщинами…
Услышав это, Мари дернулась.
— Что? Что ты сказал? — вскричала она. — Моя Леони была порядочной, более того, она была восхитительной! Вот мое мнение! Краситься, курить, любить танцы… С каких пор это преступление? Как можно за это осуждать женщину и считать ее падшей? Только не ты, Адриан! Я думала, ты выше этого! Это недостойно тебя! Я запрещаю тебе осквернять память моей единственной подруги!
— Мари, послушай, ведь она сама упрекала себя в том, что ушла из дому ночью, в неподходящее для посещения таких заведений время. Представь, что она почувствовала, поняв, что беременна. Это было для нее невыносимо. И тогда она, чтобы не покончить с собой, приехала искать утешения у матери Мари-де-Гонзаг.
— О да, теперь я припоминаю! — воскликнула Мари. — Мне сказали, что Леони дала обет молчания и мне не стоит ее беспокоить. Когда я видела ее издалека, ее бледность пугала меня. Потом она заболела. Как же я волновалась! Господи, она избегала меня, а на душе у нее было так тяжело! Эти кошмарные для женщины вещи, которые она не осмелилась мне доверить… Но тебе она все рассказала! Значит, дело было не в стеснении. Адриан, почему Леони мне ничего не сказала? Мы были почти как сестры… Мои дети называли ее «тетя Леони»! Господи, столько лет я даже не догадывалась о ее муках! Знал бы ты, как мне сейчас плохо!
Исполненный сострадания, Адриан раскрыл объятия. Он надеялся утешить ее, а со временем и урезонить. Но Мари смотрела на него так, словно он был незнакомцем. Она отступила назад, на лице ее было написано отвращение.
— Не прикасайся ко мне! — выдохнула она. — Я считала, что мы — дружная, сильная пара! Настоящая пара, из тех, кто не имеет друг от друга секретов… Я ошиблась! Ты даже не можешь представить, что я сейчас чувствую! Ты обманывал меня, Адриан! Как ты мог годами скрывать от меня существование Мелины? Эта девочка должна была расти в нашем доме. Я ее названная тетя! Мой долг — принять ее под крыло, дать ей всю любовь, в которой она так нуждается. Мадлен повезло больше, чем ей: мама Тере приняла ее под свою опеку крошкой и воспитывала, даря свою нежность и утешение. И не делай такие глаза! Ты прекрасно знаешь, что Мадлен — подкидыш и только мама Тере согласилась за ней ухаживать. А теперь эта девочка сияет от счастья. В воскресенье я наблюдала за ней во время мессы. Она стояла, такая миленькая, ее густые каштановые волосы были причесаны на английский манер. Мелина благодаря твоему эгоизму не получила своей доли материнской любви, пусть даже любви приемной матери! Да уж, тебе есть чем гордиться!
Адриан вздохнул, не зная, как на это реагировать. Он надеялся, что рассказ об изнасиловании вызовет у жены отвращение, которое распространится и на маленькую сироту. Но результат получился противоположным. Раздраженный бесконечными упреками, он сказал негромко:
— Мари, прошу тебя! Я понимаю, ты недоумеваешь и сердишься. Но ты должна уважать желание Леони. Ты ведь ее любила! Мы достаточно долго говорили, я очень устал. И у меня еще есть работа! Теперь, когда ты знаешь правду, поступи сообразно ситуации… Или я прошу слишком многого?
Мари уставилась на мужа. Он и вправду думает, что так легко отделался? Ну уж нет! Вопрос еще не закрыт! Наоборот, отныне многое должно измениться, потому что теперь она все знает и сделает то, что считает нужным… хочет он того или нет!
— Нет! — отрезала она. — Мы не закончили. Слышишь, Адриан? Да, я злюсь на тебя и не могу тебя простить. Для тебя наилучший выход — просто забыть о дочке Леони. Ты думаешь только о себе и милом твоему сердцу покое! Ты положил детство Мелины на алтарь своего эгоизма и считаешь, что я соглашусь с этим? Стоит мне только подумать об этой крошке, которая ничего не знает о своей матери и так хочет иметь семью… А ты запрещаешь мне взять ее к нам! Дочку Леони! Теперь я знаю, какой ты на самом деле, — ты лицемер и трус! Неужели у тебя совсем нет сердца? Я в жизни никогда не злилась так, как сейчас!
— Ты называешь это злостью? — насмешливо отозвался Адриан. — Посмотри на себя: настоящая мегера! Твои оскорбления беспочвенны, и ты это прекрасно знаешь. Ты злишься, потому что Леони тебе ничего не сказала, и мстишь мне за это. Прекрати истерику, прошу тебя! Ты ведь обычно такая мягкая, спокойная…
Мари сорвала с себя фартук и стала убирать со стола со скоростью, выдававшей степень ее возбуждения.
— Будь доволен, скоро ты обретешь свой обожаемый покой! Вот мое последнее слово: я считаю своим долгом удочерить Мелину. И даже если мне придется пойти против твоей воли, я не стану колебаться ни минуты. Так и знай!
Адриан, не находя слов, воздел руки к небу. Он решительно не понимал, что происходит. Выходя из кухни, он бросил через плечо: