Камилла кивнула, не вдумываясь в смысл услышанного: ну чем плохим ей может грозить тот факт, что она стала симпатичнее и чуть взрослее, чем год назад? Однако она предвидела, что на такой вопрос мать ответит расплывчато, с легким раздражением, и это чуть остудило порыв девочки. И все же такой мелочи было недостаточно, чтобы заставить ее отказаться от прогулки.
— Не беспокойся, мамочка! Я скоро вернусь. Ты не успеешь даже суп подогреть!
Мари с нежностью улыбнулась дочери. Заботливая мать, она проследила взглядом за тем, как Камилла аккуратно ступила за порог сначала одной ногой, потом другой — чтобы наверняка не поскользнуться. Но снег оказался пушистым и рыхлым. От их дома к фонтану вела цепочка следов.
«Я могла бы пойти с ней, — подумала Мари, закрывая входную дверь. — Но нет, я становлюсь матерью-клушей, и это негоже! Я правильно поступила, позволив ей пойти одной. Ей хочется почувствовать себя взрослой. И в ее возрасте это вполне естественно! Я не должна забывать, что моя девочка растет… Но мне тоже так хочется прогуляться!»
Не в силах противостоять искушению пройтись по заснеженному вечернему городу, она взяла с вешалки свою курточку на меху — подарок Адриана. Мари уже представляла себя на улице, щедро выбеленной и украшенной первым зимним месяцем, когда услышала голос Нанетт. Она вздохнула и направилась к комнате старой женщины, некогда служившей обитателям этого буржуазного дома гостиной.
— Как ты себя чувствуешь, Нан, дорогая? — спросила Мари, переступая порог.
— Лучше. Я хорошо спала и почти совсем не кашляла. Сейчас встану и сварю себе чашку напитка из цикория. Да и некогда мне лежать — работы накопилась целая гора!
В подтверждение своих слов она кивнула в сторону низкого шкафчика для посуды, на котором лежала стопка белья. Всюду в комнате царил безупречный порядок. Нанетт ни за что не хотела отказываться от возни с бельем и одеждой домашних — вязала, чинила и штопала, гладила простыни… Это был ее вклад в жизнь семьи Меснье. Старушке очень хотелось делать что-то полезное и при этом сохранять за собой «свою территорию», на которой она была бы полновластной хозяйкой. Попытайся Мари отобрать у нее хотя бы десятую часть работы, разразилась бы ужасная гроза! Поэтому она даже не думала об этом.
— Мадемуазель Берже, наша мама Тере, принесла тебе лечебный сироп! — объявила Мари. — Ты непременно должна его принять!
— Успеется, доченька…
Нанетт с неохотой принимала лекарства, но от ложки бузинового сиропа она и не думала отказываться. Мари присела на край ее кровати, и они какое-то время болтали о праздниках, о рождественском меню, о детях и внуках. Наконец Нанетт встала и прямо в белой ночной сорочке, закрывавшей всю ее фигуру до самых тапочек, направилась в кухню. Мари еще какое-то время сидела в нерешительности, но желание прогуляться по городку никуда не девалось. Она представляла себе высокое здание аббатства, церковь с колокольней в одеянии из снега и льда, и желание увидеть все это собственными глазами вскоре стало навязчивой идеей. Она вздохнула, поднялась и тоже пошла в кухню. Ужин еще не был готов. Мари уже подошла к плите, когда внезапно в ней созрело решение:
— Нан, я хочу сходить в приют, отнести сестрам старые вещи Камиллы. Я хотела это сделать еще в прошлом году, но все не было времени. Я выбрала наименее поношенные платья, кофточки и юбки. Маленькие сироты будут очень рады таким обновкам!
Нанетт посмотрела на Мари с укоризной. Неделю назад из-за этих вещей они даже поссорились.
— Что ж, решила — так иди! — ворчливо отозвалась старушка. — Я остаюсь при своем мнении. Я могла бы отпустить подрубку или даже распороть и сшить заново! Отдавать то, что может послужить еще год, а то и больше — это значит сорить деньгами! И когда ты успела привыкнуть к роскоши, доченька?
— Нан! Я уже говорила тебе, что Камилле нужна новая одежда. Она выросла, и ты сама видишь, что она из девочки превращается в девушку. Я не хочу, чтобы она задыхалась в тесных платьях только ради того, чтобы не расстраивать бабушку!
Нанетт продолжала бурчать себе под нос. Она ни за что не признала бы правоту невестки, пусть даже та была сто раз права. Рассерженная Мари оставила старушку ворчать в свое удовольствие и поднялась в спальню на втором этаже. Там она нашла полотняную сумку с аккуратно сложенной одеждой, которая стала мала дочери. Чтобы поскорее справиться с раздражением, Мари решила выплеснуть его здесь.
— Она никак не хочет понять, что я теперь — супруга доктора! — сказала она вслух. — Камилла — единственный ребенок Адриана, и у нас есть средства, чтобы прилично ее одевать. Если бы я ее слушала, мы все ходили бы в заплатках, как в те времена, когда жили на ферме в «Бори»!