Доченька. Возвращение

Уязвленный в самое сердце, поколебленный в своих убеждениях, Гийом не знал, как вести себя дальше — посмеяться над этой невероятной женщиной, которой было не занимать элегантности и уверенности в себе, или же попытаться узнать больше… После секундного раздумья он вскочил и резко схватил свою собеседницу за руку. Он не отпустит ее так просто после этих слов! Она должна объяснить! Он воскликнул в ярости:

— Зачем вы сказали, что предпочитаете молчать? Что вы знаете такое, о чем я не знаю? Говорите же!

После недолгого колебания Мари высвободила свою руку и открыла сумочку.

— Я оставлю вам номер телефона моего супруга. Кто знает? Вы можете передумать…

Гнев Гийома растворился. Он чувствовал себя беспомощным перед необъяснимым сочувствием Мари. Не глядя на нее, он проговорил:

— Если вы намекаете на ссуду, то мое решение окончательное! И вашего поручительства мне не нужно!

— Я это уже поняла. Это был всего лишь жалкий предлог, чтобы заставить меня прийти, — это позволило вам освободиться наконец от боли, которая вас мучила. Надеюсь, теперь, когда вы излили свой яд, вам стало легче. Я начинаю к этому привыкать… Около года назад кто-то счел уместным слать нам, и не только нам, письма с оскорблениями и угрозами… И это продолжалось около двух месяцев! Интересное совпадение — там тоже говорилось о сотрудничестве с фашистами… Это странно, не так ли?

Молодой банкир внезапно побледнел. Неужели она угадала? Все указывало на него как на организатора этого мрачного фарса! И все же ей трудно было представить его печатающим на пишущей машинке измышления, которые заставили ее так страдать…

— Вы вдруг замолчали, мсье! — не отступала Мари. — Все сходится: на письмах был штамп Лиможа, где вы и проживаете; вы назвали моего мужа коллаборационистом… Так кто же в этой комнате преступник — вы или я?

— Не знаю, о чем вы говорите, мадам!

— Неужели? Вы сказали, что изнемогали под грузом общественного осуждения после смерти вашего отца. Я же говорю вам о боли, которую спровоцировали эти анонимные письма. Я их сожгла, но эти строчки навсегда запечатлелись в моей памяти. Еще немного, и нам пришлось бы уехать, расстаться с друзьями, оставить свой дом… И все это из-за труса, который побоялся бросить все эти обвинения нам в лицо! Но наша невиновность была признана публично, и письма перестали приходить. Если человек честен и порядочен, никакой поклеп ему не страшен. Поймите главное: прежде чем обвинять, наведите справки и не принимайте за чистую монету то, что кем-то преподносится вам как правда; всегда все проверяйте сами! Зачем снова барахтаться в грязи? Забудьте то, что заставило вас страдать, и смотрите вперед! Вы не должны отвечать за преступления других, за их ошибки. А теперь, с вашего позволения, я ухожу!

На этот раз Мари быстрым шагом направилась к двери и вышла из кабинета. На улице она набрала полную грудь прохладного и влажного воздуха. Какое это облегчение — наконец расслабиться и отпустить на волю эмоции! После этой встречи у нее остался горький осадок. Изнуренная конфронтацией с сыном Макария, Мари мечтала только о том, чтобы вернуться домой и поставить финальную точку в этом деле, каковой станет разговор с Адрианом. Теперь, когда ситуация прояснилась, им предстояло принять решение.

— Господи, как это неприятно! — прошептала она. — Макарий продолжает мне вредить, даже будучи мертвым! Этот бедный мальчик упадет с небес на землю, когда узнает, на что был способен его отец! Но я не стану до этого опускаться! Если он и узнает правду, то не от меня! В любом случае он бы и не поверил мне…

В поезде, следующем из Лиможа в Брив, у Мари было достаточно времени, чтобы обдумать эту невероятную встречу и ее последствия.

«Завтра же напишу Полю. Как он будет разочарован! Но мне противно даже думать, что будущее моего сына зависит от доброй воли Гийома Герена! Возможно, нам стоит проконсультироваться в другом банке, в Ангулеме. Нужно поговорить с Адрианом об этом, он знает, как лучше поступить!»

Мари прижалась лбом к стеклу и закрыла глаза. Тотчас же красивое и своеобразное лицо сына Макария возникло перед ее мысленным взором. Потребность в отмщении за перенесенные в юные годы унижения и ложь матери подтолкнули его организовать сегодняшнюю мизансцену. За всем этим Мари видела куда больше страданий, чем злости. Как ни странно, ей было искренне жаль Гийома. К концу разговора у нее сложилось впечатление, что он скорее обеспокоен и растерян, чем одержим желанием мести.

Пора бы уже этому осеннему дню и закончиться! Она вздохнула и посмотрела на часы, с нетерпением ожидая, когда же покажутся крытые плитняком крыши Брива.