Дочь Земли

Кровавая вакханалия вряд ли уже окончена. И в этих истерзанных, изломанных останках, распластанных на белом мраморе пола, еще теплится слабая искорка жизни. Он, значит, растягивал удовольствие. Не убивая сразу, а продлевая и продлевая их мучения. Чтобы сполна насладиться каждым последующим взрывом отчаяния и боли, этим своеобразным коктейлем гормонов и адреналина....

Одна.... Вторая.... Еще две в глубине алькова. Господи, да приберите же, на это невозможно смотреть!

- Хозяин не велел, миледи!

Наморщив брови, Аля стискивает челюсти. Как пить дать, он проделывает это специально! Её боль тоже вхожа в рецепт его удовольствия. Пускай и называется по-другому: закаливанием воли. Воли! Ха-ха и хи-хи! Да её выдержке уже армия камикадзе обзавидоваться может. А вот то, что в душе творится, не его дело гребаное, черт подери! Туда она его не впустит, по собственному пожеланию - никогда!

Уведя глаза от подернутых смертельной пеленой, синюшных застывающих личиков, девочка медленно движется дальше. К арке, отделяющей от зала обширные спальные покои.

Первое, что ловит захлебнувшийся мукою взгляд, немедленно уроненный вниз, к собственным ногам - два слившихся воедино силуэта, посреди залитой ярким дневным светом комнаты. Мерцающий белый шелк набедренной повязки кричаще контрастирует с бронзовым рельефом могучих мышц. Иссиня-черные кудри рассыпались по обнаженным плечам. Восставший из Валгаллы бог войны, упивающийся жертвенным подношением верных своих фанатиков! Хрупкая девичья фигурка полувисит бессильно в железных объятиях беспощадных рук. Тонкие пальчики уцепились за запястья мучителя, будто силятся оторвать, освободиться. Но головка уже запрокинулась набок, упав щекою на плечо. Глаза закатились. А дыхание сухим шелестом агонии вырывается толчками из раскрытого рта.

Несчастная невольница, как и те, в зале, полностью раздета. Одной рукою рагезт удерживает её за талию, другая - прижата к груди. Длинные пальцы впиваются в измученное тело. Черные лезвия ногтей погружены в трепещущую плоть. Глубокие тонкие порезы продолжают сочиться вязко густеющими потеками. Прильнув губами к бледной тонкой шейке, трансформер чуть покачивает склоненной головой. Со стороны кажется, что он нежно целует пленницу. Так невесомы, так осторожны и чутки его движения. Но Але слишком хорошо известно: происходящее и отдаленно не схоже с лаской. Ввертевшись штопором глубоко в прорезь раны, подобно острейшему ножу, кончик его языка проткнул стенку артерии. И тянет теперь кровь, медленно, но верно высасывая вместе с нею и жизнь. Похоже, по каким-то своим извращенным соображениям, хищник решил применить на сей раз частичку гипноза. Возможно, сподобился проявить снисхождение, но скорее - для большего удобства. Поскольку сопротивлением и криками пресытился по горло.

Глядя в сторону, Аля опускается на одно колено. Против стараний глухо произносит:

- Приветствую моего господина. Ты приказал. Я здесь.

- Не приказал, малыш. - Лимонные кошачьи глаза поднимаются, останавливаются на её расстроенном лице. Голос шипением отдается в голове, а рот не отрывается от шеи умирающей пленницы. - Попросил, а не приказал. И рад, что ты откликнулась. Обожди немного, я уже заканчиваю.

- Вижу. - Голос предательски дрогнул. Желтые глаза иглами вонзились в её зрачки. Губы раздвинулись ядовитой ухмылкой.

- Моя девочка жалеет это никчемное создание? Если желаешь, я приведу её в чувство, чтобы она смогла проникнуться твоим состраданием. Прочувствовать, хотя бы!

- Как будет угодно хозяину. - Бесстрастный ответ. - И даже голос звучит уже гораздо лучше. Равнодушно, с легким налетом иронии.

Оценив её собранность, Краасс посылает ей глазами одобрительную улыбку. На секунду отстранившись от живого обеда, подбородком указывает на явившееся рядом с фавориткою кресло.

- Садись. Жди.

Аля послушно исполняет. Устраивается на мягкой подушке, подобрав ноги и уложив подбородок на лежащую на подлокотнике руку. Такая небрежная отдыхающая поза позволяет ей делать вид, будто она увлечена собственными мыслями и совершенно не обращает внимание на завершающийся жуткий спектакль. Какое облегчение, что он не способен теперь беззатруднительно её читать. Нет, приказать открыться, это конечно, и она, само собою, разумеется, барьер убрать вынуждена будет. Но он редко заставляет её. Во-первых - уверен в послушании. Во-вторых, принуждение-то равносильно признанию собственной несостоятельности. Да и не особо мысли Алины его занимают. Пускай себе думает, что хочет, пока делает - что велят!..

- Котенок!

- Она вскидывает голову. Зов трансформера приглушается тихим плачущим вскриком. Аля видит: девушка, внезапно, пришла в себя. И, похоже, он умышленно вывел её из транса. Заставить жертву на пороге гибели очнуться, в последний раз осознать ужас и безвыходность, ощутить боль от глубоких ран, наполниться отчаянием подступающей кончины. Настоящий монстр в ангельском обличьи - бессердечный, бездушный, кровожадный паук!