Дочь великого грешника

— Да о чем ты говоришь?

— О семье. О твоей семье. Сколько раз я сидела у вас на кухне и раньше, но только сегодня до меня наконец дошло. Вам так хорошо вместе, так легко, вы все заодно. Тебе кажется, что иначе и не бывает. Еще бы, ведь ты вырос в этой атмосфере.

Бен и в самом деле никогда об этом не задумывался.

— Но у тебя есть сестры, Уилла. И вы здорово сблизились, это сразу видно.

— Может быть, у нас и в самом деле что-то такое намечается, но у нас нет общих воспоминаний. Я же вижу: ты начинаешь что-то рассказывать — Зак заканчивает. Твоя мать смеется, вспоминая какие-то ваши былые проделки. А как смеется моя мать, я никогда не слышала. Только не думай, что я набиваюсь на жалость, — быстро добавила она. — Просто сегодня вдруг до меня все это дошло. Ведь так на самом деле и должно быть, да?

— Думаю, что да.

— Отец обокрал меня. И не только меня — всех нас троих. Слушай, я заверну в одно место, ладно?

Она обогнула ранчо по периметру и, подбавив газу, помчалась по грунтовой дороге. Бен ни о чем ее не спрашивал, он и так все понял.

Могилы на кладбище были присыпаны снегом, скрывшим и камни, и сухую траву, и венки. Над этим идиллическим покоем возвышался лишь надгробный камень Джека Мэрси, упрямо торчавший из снега.

— Сходить с тобой?

— Лучше не надо. Посиди здесь. Я не задержусь.

— Можешь не торопиться, — сказал он.

По колено утопая в снегу, Уилла подошла к могиле. Было холодно, дул резкий ветер, над настом кружилась пороша. Неподалеку, на холме, неподвижно застыло стадо оленей. Как часовые над мертвыми, подумала Уилла.

Было совсем тихо, если не считать завывания ветра. На небе высыпали первые звезды. Уилла остановилась над могилой отца и посмотрела на камень, изготовленный по его распоряжению. Этот человек всегда думал только о себе. Какая теперь разница? Он уже умер. И мать тоже умерла, а про нее говорили, что она была доброй и нежной.

«Вот мои корни, — думала Уилла, — жестокость и доброта. Что получилось в результате? Трудно сказать. Иногда своенравна, иногда великодушна. Горда, но не уверена в себе. Нетерпелива, но способна на сострадание. В общем, не слишком добрая и не слишком жестокая, — решила она. — Ничего, могла бы получиться и хуже».

Стоя на ветру, она поняла нечто очень важное: оказывается, она любила их обоих — и мать, которую никогда не видела, и отца, который никогда к ней не прикасался.

— Я хотела, чтобы ты мной гордился, — сказала она вслух. — раз уж не любишь… Я хотела, чтобы ты был мной доволен. Но так этого и не добилась. Хэм правильно сказал. Ты всю жизнь надо мной измывался. Не в физическом смысле — твои пощечины были вялыми, потому что тебе было на меня наплевать. Но ты глумился надо мной, над моими чувствами. Снова и снова. А я всякий раз возвращалась с поджатым хвостом, и ты опять брался за свое. Так вот, знай: с этим покончено. Во всяком случае, я постараюсь, чтобы с этим было покончено.

«Стараться придется сильно, — подумала она. — Ты думал, что стравишь нас троих между собой. Теперь я очень хорошо это понимаю. Кажется, мы не доставим тебе этого удовольствия. Ранчо останется у нас, сукин ты сын. И кроме того, теперь у меня есть сестры. Мы справимся. Тебе назло. Может, мы еще и не стали одной семьей, но у нас все впереди».

Она развернулась и пошла обратно к дороге.

Бен внимательно смотрел на нее и был рад, что на ее глазах не блестят слезы. Улыбка и вовсе застала его врасплох, хоть она была и невеселой.

— С тобой все в порядке?

— Да. — Она глубоко вздохнула, гордясь своим самообладанием. — Все просто прекрасно. Знаешь, Бо Рэдли продает свое ранчо. Я покупаю часть оборудования, пару сотен голов скота и нанимаю двух его работников.

Такой поворот беседы застал Бена врасплох, и он неопределенно ответил:

— Ну-ну.

— Я говорю тебе это не для того, чтобы получить твою санкцию. Но, как душеприказчик, ты должен это знать.

Она свернула к ранчо. Ветер дул все сильнее, а это означало, что температура понизится.

— Завтра представлю месячный отчет. Можешь его изучить.

Бен почесал затылок, опасаясь какого-то подвоха.

— Ну-ну, — сказал он.

— Бизнес есть бизнес.

Увидев вдали огни дома, Уилла облегченно улыбнулась.

— Ну, а если говорить о делах частных, то почему бы тебе не пригласить меня в ресторан или в кино? А то твой единственный способ ухаживания — попытки стянуть с меня трусы.

Бен разинул рот, переспросил:

— Что ты сказала?

— Ты все рыскаешь вокруг меня, лапаешь, пытаешься затащить в постель, а на свидание ни разу не пригласил.

— Ты хочешь, чтобы я пригласил тебя поужинать? Странно, это почему-то не приходило ему в голову. С другой женщиной он повел бы себя именно таким образом, но с Уиллой?

— И ты еще сказала, в кино?

— Ты что, стесняешься появляться со мной на людях?

Она затормозила и обернулась к нему. Лицо Бена было в тени, но тем не менее Уилла заметила его растерянность.

— Значит, кувыркаться со мной в сене можно, а сводить меня в приличное место, потратив на это пятьдесят долларов, — это уже слишком, да?