– В состоянии изменённого сознания и под Любовным зельем он был в момент, когда ты их застукала. Но писал заявление он вполне в трезвом состоянии. Конечно, в суде это можно будет оспорить. Однако на это потребуется время. А пока, – Дарк тяжело вздохнул, – пока все мы будем находиться под красной мантией Святой Инквизиции.
Аврора не могла сильно сокрушаться по этому поводу. Просто не понимала – из-за чего? А вот мысль о том, что отец был не так уж виновен, заставляла её оживать.
– Отец был так расстроен из-за моей реакции?
– И из-за твоего состояния тоже. У тебя была открытая рана в сердце.
– В прямом и переносном смысле, – вздохнула Аврора.
– Ты чуть не умерла.
– И ты попросил Ворона об одолжении – спасти мне жизнь.
– Именно так.
– Получается, что я обязана ему?
– В какой-то мере, – вновь подтвердил Дарк.
Как ни странно, от этого факта было не горячо, не холодно. Безразлично.
– Ну и заварила Дженни кашу, – передёрнула плечами Аврора.
– Я всегда считал, что он таких, как она, одни неприятности. Нам предстоит теперь существовать под крылом Ворона. Отчего мне кажется, что худшие времена как раз впереди?
Глава 35
В жизни каждого бывают моменты, когда он отчаянно сожалеет о том, что жизнь нельзя, как киноленту, отмотать назад для того, чтобы исправить. Поворотные моменты на то и поворотные, что после них всё меняется и становится иным – другим, часто чуждым и непонятным.
Так было после смерти Хорхе. Чувство вины ничего не решало и не отменяло. Но в той истории вина Авроры была условной. Она не могла рассказать парню правды, а он иначе трактовал её сдержанность, съехал сначала с катушек, а потом – с тормозов.
В истории же с отцом Аврора повела себя как последняя дура. Она сгоряча взвалила на себя миссию стрелы, пущенной в сердце самого дорогого ей человека. И тот, кто целился, не промахнулся – Кайла Мэйсона не смогли бы убрать с должности, ведь первая же экспертиза показала, во-первых, что ректора был одурманен и околдован, а во-вторых, что даже под таким воздействием ситуация не успела получить должного развития – Аврора вмешалась прежде, чем та зашла слишком далеко. Так что в итоге получилось, что факта развращения несовершеннолетней студентки ректором не случилось, зато случился факт неправомочного использования магии. В котором Дженни зачем-то созналась. В своих показаниях она сослалась на то, что выписала рецепт приготовления снадобья в библиотеке. Весьма сомнительно. Ведь доступа в запрещённую секцию у неё не было.
Имей она чистое происхождение, её родителям пришлось бы нести ответственность за нарушение правил. А так Дженни отделалась исключением. С учётом всех обстоятельств так для неё и правда было лучше. Но прояснению дела это никак не способствовало. К тому моменту, как Аврора вышла из лазарета, Дженни в Магистратуре не было. Шанс поговорить с бывшей подругой и выяснить хотя бы частичку правды был упущен. Или кем-то тщательно подсчитан и засчитан.
Оставалось только молча скрежетать зубами и терпеть. Как ловко чёртов Ворон использовал угрызения совести и страх одной, стыд и ужас другого?
Как и упоминалось выше, не напиши Кайл Мэйсон заявление об уходе, уволить бы его не смогли. Слишком шаткими были обвинения против него – рассыпались, не выдерживая критики. Но всё случилось, как случилось.
Кайл Мэйсон ушёл и на его место по поручительству Ирла Кина Советом был назначен на должность Лоуэл Мэйл.
Если бы Аврора не неслась вперёд, как курица с отрубленной головой…
Если бы она тупо не поддалась эмоциям, которые можно даже назвать страстями, ничего бы не было. И чтобы ей не споткнуться по дороге, не подвернуть ногу? А ведь только накануне они с Дарком обсуждали опасности и интриги, окружившие со всех стороны. Но ведь в её памяти куда дольше задержались плотские радости, а не разумные речи!
И вот результат.
В лазарете она пролежала почти две недели. Аврора чувствовала себя отлично и всей душой хотела подняться в противной кровати и отправиться в бой. Но создавалось неприятное ощущение, что её нарочно удерживали под различными предлогами, ссылаясь на плохие анализы, бледные вид и прочую чепуху.
Всё это время Дарк регулярно навещал её. Как ни странно, приходила даже Сабрина.
Не накрашенной былая «врагиня» выглядела в разы бледнее, но при этом ближе и человечнее.
– Привет, – с натянутой улыбкой проговорила она.
Довольно бодрым голосом.
– Как себя чувствуешь?
– Хорошо. Но доктор предпочитает верить каким-то своим загадочным выводам, а не моим словам.
– Возможно, у него есть на это свои основания. Вот, – нырнув рукой в сумочку, Сабрина достала оттуда нарядную конфетную коробку, выглядевшей весьма недёшево.
Вообще, имя Сабрина Уолш и «дёшево» плохо сочетались между собой.
– Я тут тебе шоколадные конфеты принесла. Надеюсь, ты любишь шоколадные конфеты. Все любят шоколадные конфеты, и я подумала, ты не будешь против.
– Я не буду против, при условии, что они не отравлены.
Сабрина изящно похлопала густыми красивыми ресницами:
– Могу съесть половину, чтобы доказать всю несостоятельность твоих подозрений.
– Отлично. Вскрывай.