Дочь палача и ведьмак

Йоханнес ухмыльнулся и начал рассказывать:

– Мы познакомились после битвы при Брайтенфельде. Оба выросли в семьях палачей, и оба бежали от прежней жизни. Война всех уравнивает, и нет лучшего места, чтобы начать все сначала. А уж рубить мы умели.

Монах засмеялся, и его распухшая губа снова треснула. Он выругался и вытер кровь со рта.

– Я быстро получил место надзирателя, а потом и до профоса дослужился, армейского палача. Твой же отец, несмотря на свое низкое происхождение, стал фельдфебелем, мало кому из простых людей это удавалось. Он был до того хитрым, что мог выловить чуть ли не каждого воришку в полку. Каждого мародера или насильника.

Монах помрачнел.

– А мне приходилось потом вешать бедняг. Я и теперь вижу во сне, как они болтаются на деревьях… Как же я это ненавидел!

Некоторое время тишину нарушали лишь воробьи за окном.

– И по этой причине вы подались в монахи? – спросила наконец Магдалена. – Потому что не могли больше смотреть на убийства?

Йоханнес осторожно кивнул.

– Якоб… он… просто лучше выносил смерть, – начал он неуверенно. – Он, как и я, сбежал из дома, чтобы не стать палачом, но, в сущности, так им и остался. – Монах примирительно вскинул руки. – Не убийцей, нет. Скорее… архангелом. Как архангел Михаил, что устремляется с мечом на борьбу со скверной. Я так не мог… Эти вечные наказания и казни…

Йоханнес закрыл лицо руками, чтобы скрыть слезы.

– В конце концов я дезертировал. Ушел, даже не попрощавшись, и бродил несколько лет, пока меня не приютили более десяти лет назад здесь, в Андексе. Апробация была поддельной, но прежнего настоятеля это не волновало. Для Мауруса Фризенеггера важным было лишь то, что я разбирался в травах. Нынешний настоятель, Маурус Рамбек, тоже знает о моем прошлом. Но если узнают остальные… Чтобы палач стал монахом и аптекарем!.. – Он отчаянно рассмеялся. – Ну и ладно. Теперь-то уж все равно.

Магдалена лишь молча слушала. Йоханнес подполз к ней на коленях.

– Прошу тебя! – забормотал он. – Передай отцу, что у меня неприятности. Он единственная моя надежда! Скажи ему… скажи, что Безобразному Непомуку нужна его помощь.

– Непомук? – удивилась Магдалена. – Это ваше настоящее имя?

– Непомук Фолькмар, так меня окрестили. – Монах со стоном поднялся. – Имя это как проклятие, я отказался от него, когда постригся в монахи.

В этот миг снова послышались шаги. Дверь со скрипом отворилась, и в кладовую вошел Симон. Он сочувственно посмотрел на Магдалену, а монаха не удостоил и взглядом.

– Прости, что так долго, – сказал он, пожав плечами. – Но у настоятеля были кое-какие вопросы. Теперь все встало на свои места. – Фронвизер улыбнулся. – Мы свободны.

– Симон, – начала Магдалена и кивнула на Непомука Фолькмара. – Этот монах знает моего отца. Он…

– Теперь ему в этом нет никакого проку, – грубо перебил ее Симон. – За Андекс отвечает палач Вайльхайма, а не твой отец. – И добавил шепотом: – Да и не знаю я, чем бы он мог помочь, кроме быстрой и по возможности безболезненной смерти.

– Симон, ты не понимаешь. Непомук был…

– Все, что я понимаю, это то, что ты мило беседуешь с предполагаемым убийцей и стражники уж начали переглядываться, – прошипел Симон. – Так что идем-ка отсюда, пока настоятель не передумал и не запер нас, как соучастников.

Непомук с надеждой взглянул на Магдалену.

– Ты ведь сообщишь отцу, да? – пробормотал он. – Не оставишь меня в беде?

– Да, я… – начала Магдалена, но Симон уже потянул ее к выходу.

Дверь начала медленно закрываться, и последнее, что увидела еще Магдалена, было разбитое, молящее лицо безобразного аптекаря.

Затем дверь с грохотом захлопнулась.

* * *

Снаружи, при солнечном свете, под синим небом, занятым лишь несколькими облачками, мир казался совсем другим. В отдалении звучали песни богомольцев, и бабочки порхали над лужайками вокруг монастыря.

Магдалена уселась на обрушенный кусок стены и злобно уставилась на Симона.

– Не тебе мне выговаривать! – прошипела она. – Не вздумай больше так делать. Я не какая-нибудь из твоих прежних простушек. Я, черт возьми, жена тебе, не забывай это!

– Магдалена, я же для тебя старался. Стражники…

– Теперь ты закрой рот и послушай, что я скажу, – резко перебила Магдалена. – Этот человек в подвале, вероятно, лучший друг моего отца, и, если не случится чуда, его скоро подвергнут пытке и отправят на костер за убийство и колдовство. Можешь себе представить, что случится, если я не расскажу об этом отцу? И представляешь, что тот с тобой сделает, если ты мне помешаешь?

– Его лучший друг? – растерянно переспросил Симон. – Почему ты так решила?

Магдалена вкратце рассказала Симону о прошлой жизни монаха, бытности его армейским палачом во время войны и дружбе с Якобом Куизлем. Когда она закончила, лекарь посмотрел на нее скептически:

– И ты ему поверила? А ты не думала, что он просто хватается за любую соломинку?

– Он знал мельчайшие подробности о жизни моего отца, Симон. Он… описал его так, как даже я не смогла бы… – Магдалена устремила взгляд вдаль: над Аммерзее снова собиралась гроза. – Да, я ему верю.