Дочь палача и ведьмак

— Ты посмотри, библиотекарь, келарь и наставник, — прошептала Магдалена. — Один краше другого! Теперь совет в полном сборе, если не считать настоятеля. По мне, так по меньшей мере у одного из них руки нечисты. — Она покачала головой. — Все как один ученые люди, но скверна проникает даже в университеты. Более того, чем человек начитаннее, тем совесть гаже.

Отец рядом с ней вдруг оцепенел, а потом хлопнул себя по лбу и злобно фыркнул.

— Остолоп! — выругался он. — И почему я раньше не додумался! Мне нужно еще раз повидаться с Непомуком, пока еще не поздно.

— Сейчас? — Симон в ужасе уставился на палача. — Но ведь солдаты!.. Некоторые из них наверняка уже возле сыроварни. Они спросят, кто вы, и тогда…

— Я должен! — резко перебил его Куизль. — Непомука, наверное, сегодня же переправят в тюрьму Вайльхайма. Тогда ему уже никто не поможет. Я знаю тамошнего палача. У мастера Ганса любой заговорит, даже если сказать нечего.

— Но что тебе еще нужно от Непомука? — спросила Магдалена. — Попрощаться решил?

— Хватит чушь нести! Мне нужно спросить у него кое-что. И молите Бога, чтобы Непомук смог ответить. Мне сразу надо было расспросить его об этом.

Симон с беспокойством взглянул на тестя.

— О чем расспросить? — Лекарь, на две головы ниже Куизля, ткнул его пальцем в грудь. — Вы говорили, что знаете, кто украл облатки. Ну, так кто же? Черт возьми, почему у вас каждое слово нужно выпытывать?

Палач ухмыльнулся, но в глазах у него читалась грусть.

— Слова выпытывать — это по моей части, — ответил он тихо. — Когда вы мне понадобитесь, я все вам расскажу. А до тех пор чем меньше вы знаете, тем лучше. Иначе додумаетесь до какой-нибудь глупости.

Без лишних слов палач растолкал стоящих рядом паломников и двинулся прочь стремительным шагом — словно корабль рассекал беспокойные волны. Симон с Магдаленой провожали взглядами его массивную фигуру, пока он не смешался с толпой.

— Куда ушел дедушка? — спросил Петер и недовольно дернул Магдалену за руку. — Почему он опять ушел, мама?

Женщина вздохнула.

— Дедушка твой — тот еще упрямец. Уж если вобьет что-нибудь себе в голову, то сам папа римский его не остановит… — Она наклонилась к старшему сыну и задумчиво погладила его по волосам. — Можешь сделать мне одолжение? Когда вырастешь, не становись таким же самодуром. — И невольно улыбнулась. — Хотя боюсь, что это у нас семейное.

Куизль проталкивался среди многочисленных зевак и паломников, а сам при этом бранился себе под нос и в который раз уже называл самого себя тупицей. Он понял наконец, что его так смутило прошлой ночью в доме часовщика. Оставалось только надеяться, что еще не слишком поздно.

Но у сыроварни его ждало разочарование: на посту действительно уже стояли несколько солдат из Вайльхайма. Внушительного роста молодчики в мундирах, вооруженные алебардами и мушкетами, внушали куда больше уважения, чем охотники, сторожившие до недавних пор аптекаря. И все-таки Куизль должен был попытаться проникнуть к Непомуку. Он подумал немного и принял самое наглое из возможных решений.

Палач надвинул капюшон на лицо и с латинскими молитвами на устах двинулся к солдатам; те встретили его недоверчивыми взглядами.

— Эй ты! Черноризец! — гаркнул один из них в посеребренном панцире; вероятно старший в карауле. — Чего здесь забыл?

— Здесь ли содержится монах Йоханнес, называемый также андексским колдуном?

Куизль старался говорить в как можно более властном тоне, он выпрямился во весь свой рост и строго взглянул на каждого из солдат.

— Э… а с кем имею честь? — ответил бригадир, несколько оробев.

— Генрикус Инзисторис из доминиканского монастыря Святой Магдалены в Аугсбурге. Настоятель поручил мне расследовать это дело в интересах церкви.

Ложь была столь очевидная, что лишь своим уверенным видом Куизль надеялся сбить с толку солдата. Вообще-то доминиканцы носили белые туники под черными рясами, и имя палач позаимствовал у одного известного инквизитора. Чтобы не вызвать лишних вопросов, Куизль бодро шагнул к двери.

— Ну, что еще? — спросил он резко. — Оглохли или колдун вам уши уже заговорил?

— Но… но… судья… — замямлил бригадир.

— Его известили. Не беспокойтесь, церковь лишь поможет советами Верховному суду, а все прочее…

Палач резко остановился перед солдатом и уставился на большое родимое пятно на его небритой щеке.

— Этот знак… — с явным беспокойством спросил он. — Давно он у вас?

Бригадир побледнел, поднял дрожащую руку к пятну, а товарищи смотрели на него с любопытством и перешептывались.

— Ну… с детства, то есть… всегда, можно сказать…

Куизль медленно обвел пальцем вокруг пятна.

— Он напоминает во́рона, не находите? Я знавал как-то одну ведьму, у которой был похожий знак. Мы сожгли ее пару лет назад в Ландсберге.

Лицо у бригадира стало теперь белее мела.

— Господи, вы же не думаете… — залепетал он, но Куизль уже протиснулся мимо него.

— Когда речь заходит о дьявольском промысле, о Господе лучше не заговаривать, — сказал он походя. — А теперь открывайте дверь, мне нужно расспросить подозреваемого. Или, может, мне сначала с вами поговорить?